Поморщившись, Мирриам встала.
– Ну и ладно. Бурсон тебя отыщет. – Она отряхнула юбки. – Слышишь меня? Бурсон-то тебя живо найдет.
И вышла из кладовой.
Лидия дождалась, пока Мирриам уйдет. Ее злило, что та права. Бурсон отыщет девочку-флейту. Он находил ее всякий раз, когда она ждала слишком долго. Тишина может продлиться лишь определенное количество минут. Столько, сколько нужно Белари, чтобы потерять терпение и позвать шакалов. И тогда придется попрощаться с очередным укрытием.
Лидия в последний раз повертела в тонких пальцах крошечную бутылочку из дутого стекла. Прощальный подарок, она это поняла теперь, когда он ушел, когда больше не мог утешить ее, если бесчинства Белари становились невыносимыми. Девочка-флейта постаралась сдержать слезы. Нет времени плакать. Бурсон скоро будет ее искать.
Она спрятала пузырек в надежную трещину, плотно прижала его к камню и грубо отесанной древесине стеллажа, на котором сидела, затем оттолкнула консервную банку с красной чечевицей и протиснулась в открывшийся просвет, выбравшись из-за стены бобовых на верхних полках кладовой.
Она потратила несколько недель, чтобы убрать задние банки и освободить место для себя, но укрытие получилось отличное. Сюда никто не заглядывал. У нее была крепость из консервных банок, полных невинных бобов, и за ними она могла сидеть часами, если была готова проявить терпение и не обращать внимания на боль. Девочка-флейта спустилась вниз.
Осторожно, осторожно, думала она. Я ведь не хочу сломать кость. С костями нужно быть осторожной. Повиснув на полке, она аккуратно задвинула банку красной чечевицы на место и соскользнула на пол кладовой.
Стоя босиком на холодных каменных плитах, Лидия изучила свое укрытие. Да, оно по-прежнему выглядело хорошо. Прощальному подарку Стивена здесь ничто не грозит. Никто не поместится в таком тесном пространстве, даже изящная девочка-флейта. Никто не заподозрит, что она так прекрасно вписывается сюда. Легкая, как мышка, иногда она могла пробраться в самые неожиданные уголки. Спасибо Белари. Девочка-флейта повернулась и поспешила прочь, чтобы слуги поймали ее подальше от последнего уцелевшего тайника.
Добравшись до обеденного зала, Лидия почти поверила, что сможет проникнуть в классы незамеченной. Может, ее даже не накажут. Белари была доброй к тем, кого любила, но беспощадной, когда ее разочаровывали. Хотя хрупкость Лидии не позволяла бить девочку, существовали и другие наказания. Лидия подумала о Стивене. В глубине души она радовалась, что теперь он вне досягаемости Белари.
Лидия проскользнула вдоль стены обеденного зала, под укрытием папоротников и цветущих орхидей. Сквозь пышные листья и цветы виднелись кусочки необъятного обеденного стола из эбенового дерева, который слуги ежедневно полировали до зеркального блеска и сервировали сверкающим серебром. Девочка-флейта изучила комнату. В ней никого не было.
Насыщенный, теплый запах зелени напомнил ей о лете, хотя горы вокруг замка сковала зима. Раньше, до операций, они с Нией бегали по горам, среди сосен. Лидия просочилась сквозь орхидеи: одна привезена из Сингапура, другая из Ченнаи; третью, с тигриными полосками, вывела сама Белари. Девочка-флейта прикоснулась к хрупкому тигровому цветку, восхищаясь пылающими красками.
Мы прекрасные пленницы, подумала она. Совсем как ты.
Папоротники внезапно содрогнулись. Из листьев выскочил мужчина и ринулся на нее, словно волк. Его руки вывернули ей плечи, пальцы впились в бледную плоть, пережимая нервы, и Лидия ахнула: ее парализовало. Она рухнула на серые плиты, словно бабочка, и Бурсон прижал добычу к полу.
Девочка-флейта заскулила, ее сердце колотилось в груди от потрясения. Застонала, трепеща под весом начальника охраны, прижавшись лицом к гладкой серой плите. Рядом на камне лежала бело-розовая орхидея, обезглавленная Бурсоном.
Медленно, удостоверившись, что она не будет сопротивляться, Бурсон отпустил ее. Давление ослабло, его тело отодвинулось, словно танк, скатившийся с разрушенной лачуги. Лидия заставила себя сесть. Затем встала, дрожащая бледная фея, крошечная рядом с огромным монстром, начальником охраны Белари.
Громадное тело Бурсона обвивали прорезанные шрамами мускулы – холмы силы и яростные борозды сражений. Мирриам утверждала, что раньше он был гладиатором, но она любила помечтать, а Лидия подозревала, что эти шрамы остались от наказаний в ходе дрессировки.
Бурсон сжимал ее запястье в каменном кулаке. Несмотря на непоколебимую силу, его хватка была мягкой. После первой катастрофы он выяснил, какое давление способен вынести скелет девочки-флейты, прежде чем сломается.
Лидия дернулась, проверяя, насколько крепко он ее держит, потом смирилась. Бурсон опустился на колени, их лица оказались на одном уровне. Воспаленные глаза изучали девочку-флейту. Расширенные зрачки и белки с кровавыми прожилками – результат оптимизаций – сканировали инфракрасный спектр ее кожи.
На открытом пространстве исполосованное лицо Бурсона медленно утратило зеленый камуфляж, лишилось цветов листвы и камня. В местах, где его рука прикасалась к девочке-флейте, кожа побелела, словно присыпанная мукой, подстраиваясь под белизну ее плоти.
– Где ты пряталась? – пророкотал он.
– Нигде.
