Я стоял у окна и прикидывал, куда мне отправиться.
Круглосуточный прогноз обещал полное безветрие в устье реки Голын.
Итак, куда? Я знал, что не ошибусь, выберу верное решение. Тот, кто злостно не посещает ванную («теток») в назначенные часы, нарушает главные Положения, а я их не нарушал. Отделу этики известен список всех нарушителей. Он невелик, но он существует. Без «теток» никак. В преклонном возрасте без них не добьешься желаемого. Чего хочет пенс, поднимающийся на Канченджангу? Разумеется, рассказать о мире, увиденном с ледяной вершины. Чего хочет пенс, пересекающий мертвую пустыню или спускающийся в мутные придонные течения Курильской впадины? Разумеется, рассказать о том, что увидел на самом дне.
За сверкающим ледяным гребнем… Среди черных курильщиков… В снежной мгле…
Только так. Ты – пенсер. Ты свободен. Тебе не нужно думать о здоровье, всего лишь вовремя посещай ванную. И если даже забудешь, пропустишь разок, ничего страшного, «тетки» подскажут. Танцуй «Розамунду», спорь, путешествуй, не пренебрегай гимнастикой и медитацией, ты всегда под контролем «теток».
Пенсеры – игроки. Пенсеры всегда заняты игрой.
Конечно, время от времени возникают неясные слухи о какой-то необычной, какой-то особенной игре, якобы вдруг выпадающей из-под контроля «теток», но это всего лишь слухи. Сотрудники Отдела этики хорошо это знают. Да и что значит
Чудовищная вертикальная стена…
Черные страшные изломы трещин…
Мертво рушащиеся снежные козырьки…
Лет семьдесят назад («тетки») расследователь Отдела этики Шеин («тетки») занимался аварией пассажирского планера «Ганг». Это случилось задолго до моего рождения. Огромный планер развалился где-то над пустыней Гоби. Такое случается. Цэвэр. Трупы пассажиров и экипажа оказались разбросанными на площади в добрый десяток километров, только Счастливчик уцелел. Никто не верил в такое спасение, но Счастливчик уцелел. Он сидел в авиационном кресле, намертво пристегнутый, лицо расцарапано, в крови, но не разбился, огонь обошел место его падения, он не сошел с ума, не искалечился. Цэвэр. Он должен был сгореть, сойти с ума, расплющиться при ударе о пески, но ничего такого не произошло. Счастливчика должно было размазать по камням, как желе, но он даже не выпал из кресла.
Удивительная, даже пугающая история.
Пенсерам такие истории никогда не нравились.
Еще бы. Дин-ли. Тихие уголки. Ты достиг своих девяноста лет.
Ты завершил свои житейские дела. А до этого – строил дальние орбитальные станции, изучал жизнь океанов, спасал, лечил людей, добывал металл и камень, развивал новые технологии. Не один год, даже не один десяток лет. А теперь ты перешел в пенсеры. Больше никаких проблем. «Все включено». Устраивайся на тихих солнечных островах или селись в Реальных кварталах, путешествуй. Игру выбирает большинство пенсеров. Это, в сущности, объяснимо. Ты вырастил детей, ты помог обществу, значит, имеешь право заняться собой и тем, к чему тебя влекло всю жизнь. Сто лет – не катастрофа. Сто лет – всего лишь возраст игры.
Алмазная незабудка
Я шел по набережной.
Не искал особенных знаков.
Деревянные скамьи с мудрыми нужными изречениями, издалека заметные говорящие указатели. Запах свежего чая, зеленой листвы, цветов, ванили. В Дин-ли не спрашивают, сколько тебе лет. Если ты живешь в Дин-ли, по-любому выйдет – много. Но здесь торопиться некуда, ты все успеешь.
Ты – пенсер. Ты – подобный в подобном.
Высокая дама в шляпке, прихотливо построенной из белых чудесных перьев, издали кивнула мне, может, обозналась или просто удивилась молодому челу. Подведенные морщины и цветные тату пользовались в Дин-ли большим почетом, их не прятали. Бросались в глаза береты – вязаные и печатные, без этого никак. Тысячи веселых открытых улыбок. Вон человек-гриб ростом в сто шестьдесят, но смеющийся. Уже выцветшие, но уверенные глаза, наверное, когда-то голубые.
Чаще всего возраст пенсеров выдает походка.
«Тетки» справляются со многими трудностями, но не со всеми, природу не переспоришь. Я, например, узнал пенсера Борисова. Бибай. Этого уже в юности считали сумасшедшим, хотя какая юность у сумасшедших? Он испытывал мощные ракеты, работал на орбите, не раз горел, темные пятна ожогов на лице, на руках и сейчас бросались в глаза, но, скажем так, ничему не противоречили.
