– Внимание болельщикам в акватории заплыва! Одна минута до включения силового коридора. Подводным, надводным и воздушным транспортным средствам отойти с дистанции за световое ограждение.
Американец Джон Айрон больше не играл на публику. Серебряный призер двух последних лет, прикусив губу, смотрел прямо перед собой.
Бронзу в прошлом году взял Вадим Танков.
Он догнал своих на Кипре, к концу первой недели тренировок. Тарас Дмитриевич имел с ним длинный и эмоциональный разговор об отсутствии дисциплины и первых приступах звездной болезни у сопливых салаг, которые ничего, кроме разгильдяйства, команде не приносят. Но к тому времени Вадима называли самым перспективным российским спортсменом уже не только в кулуарах, и Митрич был связан по рукам и ногам. Танков нравился спонсорам.
С Аней Вадим вновь встретился на прошлогоднем чемпионате. И пока над американцем летало белоснежное «чудо в перьях», так приглянувшееся зрителям, рядом с Вадимом скользило под водой длинное гибкое тело, еле различимое в сумраке. Нижняя граница коридора проходила на глубине двадцати метров.
Тогда он первый раз увидел Аню в полной модификации фридайвера. До этого она принципиально не показывала ему всех своих возможностей. Может, не хотела обидеть явным преимуществом, а может, со всей яростью юности доказывала, что она такой же человек, как и все остальные.
– Я там не останусь, – упрямо наклонив голову, как-то сказала она, сидя на самом краешке волнореза, – и с тобой – тоже не останусь! Я хочу врачом быть… детским!
И заплакала. Да так неожиданно и горько, что Вадим совсем растерялся.
– Анька, не плачь, – сказал он, – у меня старт послезавтра. Если что-нибудь выиграю, поговорю с тренером. Может, он придумает, как тебя вытащить.
– А не надо ничего придумывать. – Она вытерла слезы. – Для таких, как я, путь открыт. Восемнадцать лет исполнится – и иди на все четыре стороны. Я уже давно там чужая, к обряду посвящения близко не подпускают. Мне вообще кажется, что им просто в гостинице вкалывать лень! Вот и держат…
– Так чего ж ты…
– Маму жалко и младшую сестру, я подожду до дня рождения. – Она всхлипнула в последний раз, посмотрела на море и решительно заявила: – Я послезавтра приду. За тебя болеть. Не провожай.
Вот такая была встреча. И разговор с самого начала не клеился, и теперь еще это… «Как она придет? – ломал голову Вадим. – Сама же говорила – никуда не отпускают!» Он сто раз ее с собой звал и никак не мог понять, какая разница, где несколько часов провести – у воды или, например, в Ялте.
Вдоль силового коридора на соревнованиях всегда толчея из журналистов и фанатов. А вот под ним, под водой практически никого нет. Все знают, что видеокамеры устанавливаются организаторами через каждые сто метров – проще трансляцию поймать. И Вадим, который уже прошел треть дистанции, сначала даже подумал, что ему померещилось внизу какое-то движение, пока не сообразил, в чем дело. Когда удлиненное, неестественно гибкое тело уравняло с ним скорость, выдвинувшись на полкорпуса вперед. Так он и дошел до финиша, пытаясь догнать всех троих: именитого австралийца, опытного американца и урожденного фридайвера, в которого, кажется, втрескался по уши.
После заплыва он ее не нашел. Аня пропала, не объяснив причину своего опоздания и внезапного появления. Сгоряча Вадим попытался прорваться в поселение… Его трижды неласково отбуксировали к берегу. И в медпункте, куда бронзовый призер угодил после третьей, самой отчаянной попытки, пришлось выложить Митричу всю историю с самого начала. Тот схватился за голову, но упрекать Вадима не стал, посоветовав забыть обо всем до следующего чемпионата, и широкой огласки инцидент не получил.
– На-а-а ста-а-арт, – протяжно взвыл зычный голос, на миг погрузив трибуны в звенящую тишину ожидания. Смолк голос комментатора, затаили дыхание фанаты, размалеванные в цвета своих клубов, летательные аппараты перешли в режим зависания. Звуковой сигнал стартера Вадим даже не услышал – ощутил. Каждой клеткой своего напружинившегося и уже наполовину видоизмененного тела, рванувшегося вперед.
Полет… Солнечные пятна на поверхности воды, бегущей навстречу… Ощущение разворачивающейся пружины в пояснице после отрыва, когда нижние конечности теряют человеческие контуры, превращаясь в подобие дельфиньего хвоста… И удар. Все-таки удар. «Как же Анька это делает? С любой высоты – ни плеска, ни шума…»
Выплыв у него получился солидный, что позволило скомпенсировать слабенький прыжок. Гребок, выход на вдох… Американец пока впереди. Блеск поверхности воды – прозрачно-зеленая глубина – три минуты скольжения в невесомости – гребок – выход на вдох.
Санек выдохся к первой трети дистанции, и в отрыв они ушли впятером. Джонни-утюг чуть впереди, затем – почти голова в голову Вадим с украинцем Мишей Литвиненко – улыбчивым парнем, в прошлом году пришедшим из юниоров. Еще чуть позади – поляк Доровских, выступающий за французскую сборную, и Серега.
Постепенно вода утратила текучесть. Она стала тяжелой, как ртуть, и плотной, как студень. Горячий студень, обжигающий лицо при каждом броске вперед. Начались проблемы со зрением – бич всех модифицированных пловцов. Двойная аккомодация, рассчитанная на коэффициенты преломления в воде и на воздухе, не справлялась при повышении кровяного давления из-за рефлекторного спазма дополнительных мышечных волокон. Вадим то необычайно четко видел под водой на несколько десятков метров, то смотрел в зеленоватую муть, рискуя потерять направление. Попытка оглядеться в пятиметровом
