Эльфы. Во власти тьмы

жестокий и насильственный характер. Они являли собой внезапные, пусть и непродолжительные возмущения, эхо которых растекалось по всей энергетической системе мира.

Он решил, что сила, которую они олицетворяют, является благотворной и латентной, скрытой. Тем не менее внезапное проявление его слабости и ее интенсивность означали, что силовые линии нарушены, а в воздухе появилось нечто новое, чего он не мог ни попробовать, ни коснуться, а лишь ощущал всем телом и разумом.

Да и энергией этой он воспользоваться не мог. Пока, во всяком случае. Но она напоминала ему ту, которую он ощутил на Хаусолисе, в те далекие теперь времена, до начала эры гармонии, когда он обнаружил врата и каким-то образом сумел установить с ними связь. Что же разбудило землю? И какое это имеет отношение к гармонии и беспокойству эльфов?

Он не должен был ломать голову над такими вещами. Просто не мог себе этого позволить.

Но у него ничего не получалось.

Да уж, будет куда лучше, если ты примешь еще один лист пассифлоры, отваренный с жужелицей и толченым крылышком жука. Забудь об этом. Забудь.

Такаар кивнул. Не часто ему приходилось слышать в голосе своего мучителя сочувственные нотки. Еще реже тому случалось быть правым. Такаар вернулся к своему убежищу. Шевеление в кустах слева привлекло его внимание. Он уже сталкивался со всеми опасностями, которыми лес мог грозить одинокому ula, и теперь уже ничто не могло поколебать его душевного равновесия.

Он остановился и стал пристально вглядываться в подлесок. Оттуда выскользнула лоснящаяся черная тень и направилась к нему. И она была не одна. Он насчитал их целых три. Наверное, Такаар должен был испугаться. Ведь он был легкой добычей. Но его плоть их не интересовала.

Такаар присел на корточки и протянул зверям руку. Один из них подошел к нему вплотную, и он почувствовал, как пантера ткнулась носом ему в ладонь. Затем она лизнула ему руку и убрала голову.

— Что происходит? — спросил Такаар. — Что мы с вами чувствуем?

* * *

Слезы разъедали ожоги на лице. Он полз вперед, и каждое движение сопровождалось мучительной болью — одежда прилипла к коже и слезала вместе с нею лохмотьями. Кожа на руках почернела, а лишенная кожи плоть — все, что осталось от пяток. Но Инисс спас его от смерти. Сохранил ему зрение. Он не знал зачем. Последнее, чего ему хотелось — это остаться в живых и смотреть на то, что предстало перед его глазами.

Он с трудом преодолел последний ярд. Запах горелого мяса ударил ему в обожженный нос. Перед ним лежали дымящиеся тела Лориуса и Джаринна. И Олмаат оплакивал их, потому что не смог защитить.

Он не знал, куда подевались люди. Олмаату пришлось с головой окунуться в собственную боль, собрать в кулак всю свою волю, чтобы унять корчащееся в агонии тело. Притвориться мертвым, пока они осматривали трупы, чтобы удостовериться, что убили всех. Только после этого они ушли, прихватив с собой Хитуура. Короткоживущие и cascarg. Предатель. Ядовитая змея, проникшая в самое сердце их веры.

Убиты. Враги перешли последнюю черту. Но это было не просто убийство. Это было истребление, жертвой которого стали великие эльфы. Совершенное с особой жестокостью, не поддающейся пониманию, и с применением оружия, ужасающего и неизвестного. После которого во рту у Олмаата остался привкус, который он не мог определить. Но чем бы ни была сила, к которой прибегли люди, Олмаат в буквальном смысле испытал ее на собственной шкуре.

Даже когда он прыгнул к Джаринну, отчаянно пытаясь закрыть его собой, и его, словно куклу, отбросил в сторону столб пламени, он испытал чувство, которое можно охарактеризовать как вознесение. Да, назвать это чувство по-другому было нельзя, пусть даже теперь боль в каждой жилке превратила память об этом в смутное воспоминание.

Олмаат с трудом приподнялся на обожженных руках. Ладони не слишком пострадали, а вот тыльная их сторона обгорела страшно, и кожа обуглилась до мяса, слезая черными рваными лохмотьями. Он с хрипом втянул в себя воздух, и ему показалось, будто в горло ему насыпали битого стекла.

Останки двух тел прижарились друг к другу. Разобрать, где кто, было уже невозможно. Одежда и прочие отличительные признаки сгорели без следа. Фрагменты конечностей попросту исчезли, испарились. Один из черепов оказался смят и раздавлен. Плоти как таковой вообще не осталось. Олмаату казалось, что он смотрит на какое-то двухголовое чудовищное порождение природы, погибшее в момент своего появления на свет. Нечто ужасающее и жалкое. Один рот приоткрыт в смертельной агонии, словно умоляя, чтобы все поскорее кончилось.

Что ж, по крайней мере, конец действительно наступил быстро. Олмаат вознес краткую молитву Шорту, прося его принять души обоих эльфов. А Туала он попросил сохранить ему жизнь, чтобы он мог рассказать о случившемся Катиетт и найти тех, кто повинен в этом. Он умолял Инисса помочь ему отыскать их, встретиться с ними лицом к лицу и убить.

— Олмаат?

От невероятного облегчения Олмаат лишился последних сил и вновь упал на живот.

— Помоги мне, Пакиир.

Олмаат вдруг услышал сдавленный вздох и всхлипы.