И лишь посвящённые в таинства знают, что Миром правит Владыка Неба в священной Чёрной Земле, он и есть истинный Царь-Бог.
А церемонии царя Лала — не больше чем игры слепых варваров.
После их утомительных обрядов Мосех совершил большое омовение, умастился благовониями и решил завершить день посещением Жемчужины.
Эта девица из павшей Сарцины забавляла и утешала его в морском путешествии, а здесь, в душном Панаке, дарила отдохновение после трудных дел.
И сколько их впереди, этих дел…
— Наблюдай за Селищем, Юнкер. Следи в эфире.
— Вряд ли они станут вещать вкруговую. Граф Бертон и штабс-генерал Купол хорошо их учат, в том числе таиться.
— Всё-таки будь внимателен. Завтра постарайся выведать у кавалера побольше. Обещай хоть звёзды с неба, но — я должен знать его планы.
— Постараюсь. Сегодня я наблюдал… — Юнкер замялся, — странное явление. Нечто вроде эфирных волн, исходящих из одного центра. Издали. Звука или вида не было, только ритмичный гул и… мощь, большая мощь.
Лицо Мосеха не изменилось, но сердце его дрогнуло.
— Вот как, занятно. А направление? дистанция?
— С юго-запада. Я наложил луч на карту… расстояние неясно. Если бы удалось принимать волну с двух разных точек, с разбросом миль в триста…
«Жаль, что у Лала мне пришлось снять обруч. Дикарский обычай — стоять перед царём с непокрытой головой. Уж я бы ни с чем не спутал…»
— Осторожно расспроси у кавалера и об этом. Скажи, что ты окажешь помощь… Ну, не мне тебя учить, как кривят душой.
— Надеюсь, все наши хитрости когда-то принесут плоды, — молвил Юнкер с оттенком досады и нетерпения в голосе.
— В Сарцине мы взяли хороший улов и стали на шаг ближе к цели. А красный кавалер — да пребудет с нами Танга, святая кошка-лазутчица! — поможет стать ещё ближе.
— Я больше рассчитывал на твой дар прорицания, чем на холодные куски металла, — сказал бледный парень, дерзко глянув на невозмутимого Мосеха. — Это мёртвое золото бормочет одно и то же, словно грампластинка, а ты… можешь больше.
Юнкер сознавал, что кощунствует. За такие слова о святыне кавалер сурово отчитал бы его…
«А что скажет он при встрече? — Невольная дрожь охватила Юнкера. Он и жаждал, и страшился встречи лицом к лицу с Турманом Карамо. Стыд и злость, тоска и томление терзали его одновременно. — Да, я перешёл на службу к иноверцам. Я — подручный у волхва-язычника. Измена? Но кто в этом виноват? разве я?»
— Мой дар — ничто перед могуществом ключа, — веско произнёс Мосех. — Когда мы завершим работу, ключ ответит на все твои вопросы.
— Предпочёл бы ответ человека. Говорящему золоту трудно довериться — это нечеловеческая вещь…
— Люди лгут. Ключ — нет. Суди сам — если бы я хотел обмануть тебя, то сочинил бы убедительную небылицу, морочил бы тебе голову сказками об отце и матери. Но я сразу сказал: ответ — в ключе. Найди его — и обретёшь великое знание. Даже больше. Узнать правду о своих родителях — не самое важное…
«Половину этой правды я и так знаю», — горько усмехнулся про себя Юнкер.
— …ты узришь Царя-Бога, поклонишься ему и будешь награждён.
«…если выдержишь это, бастард!»
— Я верен Грому и Молоту. Мне инобожие воспрещено.
— А истина? — почти шёпотом спросил Мосех с улыбкой. — А клятва познать тайны неба до последней?
— Теперь нет смысла говорить об орденской присяге, — сдавленно проговорил Юнкер, отводя взгляд.
— Тогда пусть сердце ведёт тебя. Если клятвы сняты, а присяги перечёркнуты, остаётся воля человека. Ступай и займись слежением.
N. Крылья во тьме
Карнавальный пират Алый Шарф дал своей Жемчужине всё, что обещал, и даже более того. Серебряные браслеты на щиколотки, ожерелье, серьги — всё из собственных ларцов, работы лучших мастеров Фаранге. Невесомое льняное платье с шитыми золотом лямками. Полный стол яств каждый день. Лекарь? женщины для купания и умащения? музыкантши? Только позови: «Сюда!» — они тотчас являются.
Взамен Алый Шарф обрил девице голову и тело, по обычаям сынов Свирепого и Быстрой, оставив только брови и ресницы. «Гладкая как богиня» — высшая похвала для женщины. Даже черноголовые жёны селян стремятся к этому.
И, конечно, глазурные сладкие шарики. Без снадобья варакиян нелегко пережить ужасы, которые она видела. Полусон среди неясных грёз лучше яви.
