авиации — нас расстреляли бы лучами с воздуха… Так что, если дойдёт до переговоров, придётся вести себя, как с цивилизованной нацией.
Если Лис склонялась к состраданию, то Эри рассуждала как дочь правителей:
— Насколько я знаю, они даже не пытались вступать в переговоры. Приземлившись, сразу нападали, сеяли страх и разрушение, охотились на людей, а когда им давали отпор — гибли или отступали. Ни перемирий, ни парламентёров…
— Видите ли, ан Эрита, на Ураге полагают, что миряне — варвары, и если нас трудно победить, то лишь потому, что нас много, как муравьёв. Но мы разные, у нас свои породы. В империи они нашли равного противника. Другой народ — вялый, слабоумный, прирождённые рабы, — поддастся им. Мы — никогда.
— Может, они кого-то уже захватили? — вслух подумала Лара. — Мир-то большой…
— Есть опасения, что в первую войну мориорцы обосновались в Тахоне и Фаранге, расширяют там свою власть. Про Кайдал ничего не известно — остров велик, не изучен, чёрные свирепы…
— Ну, если свирепые, то не сдадутся!
— Шакалы очень злы, но люди сделали из них собак. Всё дело в породе, ан Ларита. Она не появляется и не исчезает, она есть — или её нет. Скажем, волки умирают, но не сдаются.
— У волков есть достоинство и благородство. — Лисси нравились эти хищники; как и Без, она считала, что держать их в зверинцах — преступно. Бог создал волков для воли. — Всё-таки унижать людей шахт нельзя. Тем более, ставить на них опыты, как на животных…
— На Ураге и в станах Мира всё определяют
— Что у них там с жиром? — шёпотом спросила Лара у Эриты.
— Он другой, — шепнула та в ответ. — Лучше защищает от холода и медленней тает. Если голодать, мирянин исхудает первым.
— Во, дьявол — пленных голодом морили!..
— Но и мирян тоже, для сравнения.
— По-моему, наука вообще никого не щадит!
— Вот я и жду, когда кавалер себя покажет. Он тоже учёный, а наш мухомор — его учитель. Понимаешь?
Пока они шептались, неуёмная Лисси продолжала склонять кавалера к добру:
— Вы их изучаете как людей, не как зверей. С ними можно найти общий язык…
— Редко. Они всегда себе на уме, даже когда, казалось бы, вошли в наше общество. Судите по себе, ан Лисена — смогли бы вы, воспитанная в вере Грома и наших обычаях, сразу сменить это на почитание трёх звёзд и
— …или мы мало знаем о них?
— Куда меньше, чем хотелось бы. Те, кто попал в наши руки — чаще всего рабы или дети, чьи знания оставляют желать лучшего.
— Вот, поэтому вместо расправы следует их приручать, — настаивала на своём дочь Бертона, — и обо всём выспрашивать. Я бы могла заняться этим с Хайтой.
— Буду премного благодарен, ан-комита, если вы поделитесь со мной находками.
Этнография! Слово, раньше бывшее чуждым, в глазах Лисси стало выглядеть волшебным ключиком, который сможет открыть дверь между враждебными мирами. Если бы Карамо сделал ставку на оружие, как генерал Каэр, он бы не занялся этнографией Ураги… Вообще изучать народы и обычаи — так увлекательно! Даже у крестьян в землях Тор-Майда (прямо за оградой парка!) есть свои особые традиции, о которых можно написать статью и напечататься в толстом журнале. А про мориорцев и говорить нечего, сплошные загадки.
«Надо добиться, чтобы Хайта всё мне рассказала о себе. И… Касабури тоже».
Добившись благосклонного ответа, Лис переместилась к шушукавшимся девчонкам — о чём это там без меня беседуют? — а Карамо взглядом и слабым кивком поманил Хайту. Та с радостью устроилась рядом — якобы затем, чтоб почесать Анчутку за ухом и поцеловать в мокрое рыло.
— Юэ, фэфэ, о какой такой сумке шла речь?
«Он назвал меня милашкой!»
— Я могу прийти вечером. Если хозяйка не посадит меня на привязь.
— У, акафа джипаку…
— Нет, она совсем не злая, просто строгая и любит меня.
— Эту сумку в тебя врезали?
— Нет, я с ней родилась. Очень удобно. Там ворота паты…
— М-м-м, ворота, врата… порт? Розетка?
— Сосучка. И родничок живицы. Хотите смолки, гере? Её немножко набралось…
