двенадцатого года, и ни один из сотни известных мне английских лордов не годился ему в подметки!
Это была родовая гвардия, впитавшая в себя законы воинского братства еще с допетровских времен и охотнее идущая на плаху, чем позволяющая себе нарушить единожды данное слово. Я встал из-за стола и, быть может, впервые в жизни позволил себе, не думая, в порыве чувств обнять этого замечательного человека от всей широты русской души. Именно русской души, а не британской! В Туманном Альбионе мой порыв могли бы счесть непростительной фамильярностью…
В двенадцать мы сели в поданную коляску, направляясь на Дворцовую площадь. Душа моя пела. Возвышенного настроения не смог испортить даже хмурый казак Матвей, выползший из кухни.
– А что, хлопчик, ночка-то спокойно прошла?
– Спокойно.
– Ну и слава богу! А то я, по дурости, на стену посмотрел под твоим окном, так на ней аж до подоконника такие сапожищи отпечатались, что приходи, кума, любоваться!
– Какая кума? О чем вы?! – начал было заводиться я, но этот бородатый Самсон лишь подтолкнул меня, помогая усесться в экипаж, рядом с графом.
– Храни Господь, Пал Палыч!
– И тебя, Матвеюшка! – к моему немалому удивлению, тепло откликнулся старый генерал, давая знак кучеру. Тот резко свистнул, щелкая вожжами, а батюшкин денщик даже не посмотрел мне вслед.
Двуколка резво взяла с места, лошади были свежие и сами рвали удила, устремляясь вперед звонкой рысью, а я наслаждался дневной прогулкой по стольному городу Санкт-Петербургу. Должен признать, что открывавшиеся передо мной архитектурные виды были великолепными!
В детстве меня ни разу не возили в столицу, да и правильно, чего я тогда мог понять и оценить? А вот сейчас…
Наш маленький экипаж катился по ухоженным булыжным мостовым, мягко покачиваясь на рессорах. Мы проехали почти весь Невский проспект, мимо роскошного дворца Белосельских-Белозерских, потом через Аничков мост, к памятнику Екатерине Великой, окруженной своими бронзовыми фаворитами. Слева открывались торговые палаты Гостиного Двора, справа Пассаж, куда, кажется, съезжались за покупками самые прекрасные дамы России. По крайней мере, таких восхитительных «цветников» я не видел во всей Британии!
От обилия нарядных красоток рябило в глазах, генерал Воронцов лишь улыбался в седые усы, и ему то и дело отдавали честь проезжающие военные, городовые и даже простые дворники. Наш экипаж проехал мимо Мойки, чтобы дать мне возможность посмотреть величественный Казанский собор, где, как я слышал, был похоронен великий человек, чья слава и подвиги остались в веках, – полководец Кутузов.
Только после того, как мой спутник истово перекрестился на золотой купол, кучер повернул лошадей к городскому саду и через невысокий мостик к Дворцовой площади и сказочному чуду Зимнего дворца на набережной Невы.
Наверное, мне стоило бы снова и снова расписывать красоты Санкт-Петербурга, но уверен, что не скажу ничего нового – этот город поражал мощью, красотой и каким-то невероятным ощущением вечности. Казалось, он не был построен царской волей Петра на финских болотах, у берегов серой реки, а был здесь всегда. Вечен, как Рим, но, в отличие от Рима, ни разу не разрушен нашествием врага. Так было, и я уверен, что таковым это окажется и впредь!
– Вижу, вы поражены нашей столицей? – приветливо спросил Павел Павлович, когда двуколка остановилась у одного из парадных подъездов, с трудом найдя место среди сотен других карет, экипажей и отдельных рядов коновязей.
– Мне мало что довелось видеть, кроме Англии. Но должен признать, что Лондон и вполовину не так красив, – совершенно честно ответил я.
– Так оставайтесь, зачем вам куда-то рваться со своей Родины? – улыбнулся старый военный и, первым шагнув на мостовую, повел меня к высоким деревянным дверям подъезда в царский дворец.
Мы шли длинными коридорами, сопровождаемые двумя дежурными офицерами, которые явно с большим почтением относились к увенчанному славой генералу в простом партикулярном платье. Видимо, граф Воронцов действительно имел некий вес при дворе и ему тут благоволили.
– Господа, не угодно ли вам подождать здесь. Государь примет вас в ближайшее время, – попросили нас, предложив расположиться в какой-то большой приемной, полной народу. Мы сели.
Вернее, граф сел в одно из кресел, а я, как мальчишка, уткнулся носом в окно, разглядывая проходящие по Неве корабли и баркасы. Голубоватые облака цеплялись за высокий золотой шпиль Петропавловской крепости, на волнах играли стальные блики, и мне вдруг совершенно расхотелось уезжать.
– Его сиятельство граф Воронцов! Вас ожидают.
Мы прошли еще через два коридора, охраняемых гвардейцами Семеновского полка. Государь Александр Второй, в простой армейской форме, без орденов, высокий представительный мужчина, с печальными глазами и благородным лицом, принял нас в небольшом рабочем кабинете. Он не погнушался первым протянуть руку старому генералу, принимая его со всевозможной благожелательностью.
– Рад видеть вас в добром здравии, граф. Так вот об этом молодом человеке вы мне писали? Михаил Строгов, русский подданный, получивший образование в Англии и уверяющий, что вокруг нашего трона опять плетутся заговоры?
