призванных «переварить и усвоить» знания из будущего.
Сталин уехал, а вот Исаева не сразу отпустили. Лишь в одиннадцать часов на даче появился посыльный от Берия, сообщивший, что Абакумов пойман и заперт в подвале на Дзержинского, 2. Хорохорится еще, показаний не дает, но это временно…
В институт Марлена подбросили на бронированном сталинском «Паккарде».
В ИРЭ стало людно, а среди охраны Исаев с радостью заметил Филоненко и Доржиева.
– Я вас приветствую! – крикнул он.
– О-о! – воскликнул старлей. – Привет, привет!
А потом, отведя Марлена в сторону, он заговорил вполголоса:
– А я в этом вашем Интернете и про себя кой-чего нарыскал. Будто бы я женюсь на своей Ане только после войны и пошлют нас нелегалами аж в Бразилию. Это правда?
– Товарищ старший лейтенант, – улыбнулся Исаев. – Это было правдой, а теперь… я даже не знаю. Одно могу сказать точно – вряд ли вас отпустят за границу.
– Да и хрен с ней, с той заграницей! – ухмыльнулся Филоненко. – Главное, что с Анькой куда скорей увижусь, а служить в таком месте, – он обвел рукой стены института, – это же мечта! Я о таком даже в книжках не читал!
– Здравствуйте, Марлен! – послышался голос Берга. – Принесли?
– Вот!
Исаев протянул ему ноутбук и запоминающие устройства. Аксель Иванович благоговейно сгреб сии сокровища и торжественно понес наверх. Марлен отправился следом.
На лестнице его ждала Наташа. Девушка неуверенно шагнула к нему.
– Я так волновалась… – пролепетала она.
Ее руки сделали непроизвольное движение, словно желая обнять, и Марлен проявил инициативу – стиснул Наташу так, что та пискнула, и поцеловал.
Девичьи руки тотчас же обвили его шею, и поцелуй получился долгим. А когда их губы разомкнулись, Наташа вдруг заплакала и уткнулась Марлену в плечо.
– Ну, здрасте! – улыбнулся он. – Я-то думал, ей хорошо, а она ревет!
– Мне очень хорошо, – невнятно выговорила девушка, – просто я очень боялась, а потом вся эта стрельба… Стало еще страшнее.
– Пустяки, Наташа, это на фронте был страх, а здесь…
– Ага! Тебе же и одной пули хватит!
– Ну-у… Это, если в голову или в сердце, а я верткий!
Всхлипнув в самый последний раз, девушка быстро привела себя в порядок.
– Пошли быстрее, – проворчала она, – а то Аксель Иванович заругается…
– Пошли, – улыбнулся Марлен.
С раннего утра седьмого ноября все научные работники ИРЭ, включая Марлена, Виктора и Михаила, отправились поближе к Красной площади. Такой парад пропустить нельзя было.
Лишь пятерым из всего коллектива института достались пропуска на саму Красную площадь, остальные вливались в толпу народа, обступившую улицы поблизости.
За пятеркой счастливчиков топала еще одна пятерка – телохранов во главе с Филоненко.
Впрочем, Марлен не обращал внимания на «подгруппу прикрытия» – его вниманием владел сам парад.
Серое холодное небо нависало над столицей, создавая суровый фон торжественному действу. На фоне низкой облачности выступала Спасская башня и собор Василия Блаженного, создавая настроение приподнятое и даже эпическое – войска, которым суждено промаршировать, не разъедутся по казармам, а отправятся прямо на фронт. Передовая уже недалеко…
И вот заиграла музыка – оркестр штаба Московского военного округа выдавал марши, бравурность которых звучала ныне с нотой гордости, сдержанной решимости.
По крайней мере, именно так усилия музыкантов воспринимал Марлен.
Парад принимал маршал Буденный. А потом Сталин сказал свою речь:
– Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, – разнесли динамики глуховатый голос вождя, – командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентского труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков!
От имени советского правительства и нашей большевистской партии приветствую вас и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской
