забирался так высоко.
Он ловил мусор.
– Ладно… – сказал он. – Где же ты?
Радар отслеживал цель, насколько это было возможно среди вихря заряженных частиц. Позиция и траектория продолжали меняться, объект уходил от захвата с таким проворством, что казался живым. Хуже того, хотя Джеральду никто не поверит, он готов поклясться, что траектория в этой аномальной зоне самопроизвольно перемещается на тысячные доли градуса – но это составляет десятки метров – и делает захват с помощью болы скорее угадыванием и искусством, чем физикой. Компьютерам еще многому предстоит научиться, прежде чем они отнимут у пары приматов и эту работу.
Хачи возбужденно заверещал.
– Да, вижу.
Джеральд сощурился: оптика на конце петли автоматически увеличила что-то блестящее прямо перед ней.
Но Джеральд знал, что это не так.
Чем бы ни была эта штука, пришла пора ее убрать, пока она не столкнулась с другим обломком, породив каскад вторичных импульсов, – процесс, который уже заставил убирать или укреплять исследовательские спутники.
Сбор мусора совсем не романтическое занятие. Но и Джеральд не романтик. Нисколько не напоминая внешне героического астронавта с квадратным подбородком, он испытывал лишь легкое разочарование, когда изредка смотрел в зеркало на лицо, покрытое морщинами из-за того, что часто приходилось морщиться: на орбите рассвет обрушивается на тебя каждые девяносто минут.
Но он по крайней мере способен на подвиг воображения – может представить, что действительно существует там, наверху. Что это его тело вращается в тысячах километров в вышине.
Иллюзия наконец стала полной. Джеральд превратился в болу. Тридцать километров тонкой соединительной нити, совершающей полный оборот за тридцать минут, пять раз во время каждого прохождения по орбите. А на обоих концах этой вращающейся нити – компактные пучки сенсоров (
Как охотник и его верная собака, человек и обезьяна затихли при окончательном сближении, словно звук мог спугнуть добычу, блестевшую перед ними.
«Какой-то странный блеск», – подумал Джеральд, когда телеметрия показала, что расстояние уменьшилось вдвое. Осталось несколько километров, а потом две орбиты сойдутся в сложном танце и петля схватит маленький объект как принимающий игрок, как акробат, который в воздухе ловит партнера, после чего…
…собственное вращение болы погасит инерцию объекта и отправит его в новом направлении. Через полповорота, когда этот конец петли будет
Самая легкая часть. К тому времени Джеральд будет пить кофе в защищенном жилом помещении станции. Вот только…
«Это не отброшенная вторая ступень ракеты, – думал он, разглядывая блеск. – Не грузовой контейнер, не разбитый топливный бак, не ледяной ком мочи, выброшенный экспедицией с участием людей». Теперь-то Джеральд уже знал, как отражают солнечный свет все виды обычного мусора – от старинных ракет и спутников до потерянных рукавиц и инструментов; все они в тени играют в прятки. Но эта штука…
Даже цвет у нее какой-то неправильный. Слишком синий. Слишком богатый
Когда относительная скорость приблизилась к нулю, Джеральд ввел поправки и выпустил из катодного эмиттера потоки электронов в оба конца кабеля, создав момент вращения против планетарного поля: этот прием позволял маневрировать без ракет или топлива. Идеально для медленной, терпеливой уборки мусора.
Теперь отрабатывал свой хлеб Хачи. Маленькая обезьянка вытянулась как макаронина, взяв на себя последние поправки – ее инстинкты были обострены миллионами лет свисания с ветки, – а Джеральд сосредоточился на самом захвате. Другой возможности не будет.
«Медленно и терпеливо… кроме последнего лихорадочного мгновения, когда тебе хочется иметь для работы с этим магнетизмом что-нибудь более быстрое. Когда хочется…»
Вот оно, прямо впереди. Что бы это ни…