Бытие

Но нет, Джеральд знал, что Акана имеет в виду другую утечку. Такую, которую чиновники воспринимают еще серьезнее. Хмурое лицо бригадира на экране качалось и подергивалось рябью. Несмотря на мощное усиление, ее слова были едва различимы в оглушительном реве, с которым крошечная капсула несла Джеральда вниз. Однако ее раздражение не вызывало сомнений.

«Кто-то проболтался о нашей маленькой находке. Во всех десяти сословиях пошли слухи. За последний час мне позвонили пять сенаторов, четыре трибуна, десяток новостных агентств и еще бог знает сколько высокопоставленных особ…»

Ее лицо задрожало, почти исчезло: возвращаясь, корабль трясся и гремел, поворачиваясь носом в ходе коррекции.

«Мы сузили круг… возможностей, чтобы определить болтуна… Маршалл… может быть, это он – демон, засевший в… сети НАСА – Гавана… и этот турист-зиллиардер, которого вы там у себя принимаете. Вот это благо…»

Затрещала статика, и лицо Аканы окончательно исчезло: капсула переключила ир-программы со связи на управление полетом. Однако в прежние времена контакта не было бы на протяжении всего спуска, потому что ионизированное пламя окружает вас нимбом, как святого. Или как падшего ангела.

Или как звездного вестника, несущего что-то мучительно манящее. Может, провозвестника добра. А может, беды.

Нарушая несколько правил, Джеральд во время дикой гонки извлек артефакт из пенной упаковки и положил на колени, точно младенца. С тех пор как люк закрылся, отрезав его от корабля, и весь период коротких импульсов, которые выводили капсулу на обратный курс, он руками в перчатках поворачивал цилиндр, разглядывая его под всеми возможными углами, используя все те усиленные органы чувств, какие есть в скафандре. Каждый блеск, каждое мерцание записывались, хотя что они значили…

Во всяком случае, изучение этой штуки избавило его от необходимости слушать, как воет сверхгорячая плазма, начиная царапать оболочку капсулы. Это всегда было самой неприятной частью работы – доверить свою жизнь «кораблю возвращения», который раздулся из двухметрового куба и весит чуть больше самого пилота. Астронавты привыкают к лучшим условиям. Но ведь еще астронавты привыкают проявлять героизм. Неожиданно вернулись лицо и голос генерала.

«…вызвана в Белый дом! И что я там скажу? Что мы записали сто двадцать ранее неизвестных алфавитов и систем символов? И видели несколько десятков мучительно туманных шаров, которые могут быть иными мирами? Туманные фигуры продолжают подниматься к поверхности, а потом снова исчезают, как загадочные ответы в игрушечном волшебном шаре?»

– Да, можете начать с этого, – произнес он, зная, что его слова уйдут в никуда. Только расположенный на Земле лазер способен пробить ионизированный слой. Сейчас возможна лишь односторонняя связь.

До сих пор так же было и с Артефактом. Несколько дней они с Салехом демонстрировали подготовленную энтузиастами за пару десятилетий длинную череду «посланий СЕТИ», от простых математических кодов до анимированных слайд-шоу, предназначенных для иллюстрации законов масштаба. Законов физики и химии. Законов природы и законов человечества. Не удовлетворенные полученным ответом – какими-то непонятными двусмысленными символами, – они перешли к базовым обучающим программам. Тем, что предназначены для детей, изучающих второй язык…

…но неожиданно Джеральд получил приказ спуститься. И привезти объект с собой для изучения в более подходящих условиях.

Отлично, замечательно. Если бы не сопутствующий приказ молчать.

Ганеш жаловалась:

– На этот счет существует международный протокол. Никакие открытия, связанные с внеземными жизнью и разумом, не подлежат засекречиванию. Это договор.

На что юрист НАСА ответил: «Мы не обязаны сообщать публике о розыгрыше».

В конце концов, вполне возможно. Команда генерала Хидеоши даже устроила тотализатор. На что ставили больше всего? На то, что Карлос Вентана, перуанский промышленник, каким-то образом пронес этот предмет в своем личном багаже и выпустил за борт, чтобы Джеральд его «обнаружил». Вентана, несомненно, имеет доступ к первоклассному оборудованию и славится проказами.

Но нет. Артефакт нельзя было просто выбросить за борт. Мониторы, следящие за мусором, фиксировали его блеск в продолжении нескольких месяцев, да и находился он на тысячу километров выше, куда могла дотянуться только петля. Розыгрыш? Не исключено. Но кто-то другой, поразительно изобретательный, с неограниченными ресурсами, должен был каким-то непонятным образом поднять его по крутой траектории. Несколько месяцев назад.

«Мы разработали модель, используя один из больших компьютеров в Плекско, – продолжала Акана, когда треск ненадолго стих. – До сих пор объект обнаруживал две особенности, которые невозможно воспроизвести с помощью современных технологий: отсутствие очевидного источника энергии… и оптический эффект слоев. Иллюзия бесконечной глубины при рассматривании под любым углом. Если бы не это…»

Голос Аканы смолк в последний раз: капсула Джеральда прошла МДН – максимальную динамическую нагрузку, особенно трудный этап спуска. Слева от Джеральда на дисплее-табло все время демонстрировались небольшие, но заметные шансы на катастрофы. Надо отвлечься. Стуча зубами, Джеральд отдал субвокальный приказ: