поесть, она любит подкармливать русских офицеров.
Саблину послышалась ирония в словах девушки, но сказано было ровным голосом, без насмешки. Придраться не к чему.
Они сели к столу.
– Судя по нашивке, вы гренадер? – спросила Хелена без перехода. – Самый боевой отряд русского воинства. И много забот у гренадеров во Львове?
– Достаточно, – ответил Саблин. – Жизнь пока только налаживается, возникают вопросы…
– Какие, например? – неожиданно резко спросила мадемуазель Кравчикувна. – Какие проблемы может решать русская армия, вторгшись на чужую территорию?
– Почему же на чужую? – слегка опешил Саблин. – На этой земле проживают и русские, а украинцев мы считаем братьями.
– В гости к братьям на танках не ездят. И в доме друзей не ставят в углу пулемёт.
– Танки и пулемёты установлены для защиты, – твёрдо ответил поручик. – Быть может, вам, панна, хотелось бы, чтоб здесь всё стало немецким? С Польшей так и произошло, теперь это генерал-губернаторство, провинция Рейха.
– Галиция сама должна решать, с кем ей быть. Или не быть ни с кем.
– В современном мире полная независимость большая роскошь. Она по силам не всем…
– А сделать Галицию российской губернией – это вы называете независимостью?
– Почему нет? Империя способна защитить своих подданных. С другой стороны, имперская власть может стать надёжной опорой в самоуправлении…
– Бросьте, господин поручик! – запальчиво выкрикнула Хелена. – Вместо немецких бургомистров и польских управляющих придут русские воеводы. Вот и все братские отношения. Под строгим надзором кабинетов в Кремле!
– Я не знаю, от чьего имени вы сейчас говорите. – Саблин начал злиться. – Но при поляках – что, было лучше? Спросите об этом украинцев. Или евреев. Армян, белорусов, чехов.
– Я лишь наполовину полька, мой отец был украинцем. И говорю я от имени всех львовян, попавших в русскую оккупацию!
– Оккупационные власти, прежде всего, загоняют местное население в стойло и заставляют работать. Это я вам так, по-солдатски, без экивоков. Назначают надсмотрщиков с винтовками, вводят угодный победителю порядок. Запрещают все партии и общественные организации под страхом смерти. А на улицах Львова – ваши, местные милиционеры. Меморандум говорит об одном – равные права для всех. Если ты русский, ходи в православную церковь и русскую школу. Если еврей – в синагогу. Да и поляков никто притеснять не собирается. Костёлы, польские газеты, даже названия улиц – вот оно всё, за дверью! – Саблин махнул в сторону выхода.
– И танки «Витязь» у присутственных мест? И русские автоматчики?.. – презрительно усмехнулась Хелена.
Саблин вдруг поймал себя на мысли, что любуется девушкой. Глаза блестят, смуглая кожа на щеках разрумянилась, грудь вздымается, хотя поначалу мешковатое платье скрывало эту привлекательную часть женского тела. Злость уходила, как утекает мутная вода в придорожный сток во время ливня.
– Вы глубоко заблуждаетесь, мадемуазель, – ответил он, успокаиваясь. – В ближайшее время соберётся всеобщий межпартийный съезд. Будут представлены все национальности, населяющие Галицию. Люди будут решать свою судьбу сами, всем миром, и каждый получит право голоса.
– Может, подскажете, когда и где состоится столь занимательное действо? С удовольствием пришла бы посмотреть на подобный фарс.
– Будет! – рубанул ладонью воздух Саблин. – Не могу сказать точно когда, но…
– Ну вот видите. Всё слова. Одни лишь слова. Ах, поручик, не будьте наивным!..
Девушка опустила лицо, узкие плечи её вздрогнули. Саблину стало совсем не по себе. То ли утешать теперь эту экспансивную девицу, то ли смываться, пока не поздно.
Обстановку разрядила пани Ядвига, принесшая судок с горячим мясом. От посуды шёл умопомрачительный аромат. Беседа прервалась. Иван приступил к поглощению пищи, отбросив всякие мысли о политике. Пани Ядвига исполняла роль радушной хозяйки, подкладывая поручику кусочки повкуснее, подсыпая гарнир, подливая вино в высокий фужер тонкой работы. Хелена замкнулась, отпивала чай маленькими глоточками, уткнувшись в чашку.
Скоро, сославшись на завтрашние лекции, которые начинаются рано, девушка попрощалась и ушла.
– Она не замучила вас политической дискуссией? – улыбнулась пани. – Бедный ребёнок. Её мать, моя младшая сестра, родила Хеленку очень поздно. Врачи отговаривали, но Тереза всегда была такой упрямицей. – Женщина вздохнула. – Да и можно её понять, какая женщина не хочет иметь детей? Но прожила после родов Тереза недолго. Отец состоял в сечевых стрельцах[8], потом примкнул к организации Евгена Коновальца. Он постоянно мотался по каким-то своим партийным делам, дочь пристроил в приличный пансионат, но виделся с ней редко. А недавно погиб. Что случилось, никто не знает. Хорошо хоть, девочка успела поступить в университет. Но она глубоко несчастна. И одинока. Вы должны к ней отнестись со снисходительностью.
Саблину нечего было ответить. Но позже, когда он поднялся в мансарду и лёг в постель, мысли его продолжали крутиться вокруг Хелены. Образ девушки стоял перед глазами: её сияющие глаза, румянец возбуждения на щеках, приоткрытые влажные губы. А ведь она, по сути, назвала его оккупантом.
