Сам Гролон, хмыкнув, прикрыл рот рукой. Дворянчик, дёрнув скулами, промолчал.
— С другой стороны, — продолжал я между тем, — честь девичью, конечно, блюсти и охранять надо. Да только ведь не такой уж и страшный грех совершил мой воин, девку пощупав, чтоб его сразу на расправу волочь… Иль не так?
— Так то ещё не всё, — прогудел Гролон, уже гораздо благодушнее после моей шутки, — он потом и на народ лаяться начал.
— Слышь! Ты за языком-то следи! Я тебе не пёс, чтоб брехать! — вскочил с лавки Дворянчик.
Мужики вновь недовольно загудели, но тут же смолкли, остановленные взмахом руки Гролона.
— Сядь, — я тоже не упустил возможность проявить свою власть, — и не лезь в разговор.
Дворянчик открыл было рот, желая возразить, однако был тут же усажен на место сильной рукой Степняка. А чтобы он не попытался вскочить ещё раз, бывший кузнечный подмастерье положил ему на плечи свою тяжёлую руку, слегка придавив шею.
— Объясни, — предложил я Гролону, когда порядок вновь был восстановлен.
— Он когда девушку в углу прижал, она вырвалась. И к отцу побежала. Да тот уже и сам всё видел. И замечание твоему воину сделал. Мол, негоже воинам короля достойных девиц обижать. А воин твой так грубо отцу девушки ответил, что тут уж и другие, кто в трактире были, не стерпели. И принялись стыдить его и к совести его взывать… Он же, заместо того, чтоб голосам народным внять и совесть свою послушать, отвечать стал ругательно и обзываться по-всякому. Словами всякими нехорошими…
— Дворянчик! Что скажешь? — повернул я голову, жестом прервав рассказчика.
— Подумаешь, девку потискал, — пробурчал тот, — да она радоваться должна и Бога благодарить, что такой дворянин, как я, на неё внимание обратил!
— А людям чего грубил?
— Да это хамьё совсем нюх потеряло! Не видят, с кем разговаривают…
— Так, замолкни, — резко оборвал я его. Позволить ему продолжать означало неминуемо вновь распалить уже вроде бы угомонившихся мужиков, — всё понятно… А скажи мне, уважаемый Гролон, могу я на ту девицу взглянуть, из-за которой вся эта каша заварилась?
— Отчего нельзя? — пожал тот плечами и повернулся к стойке, — Эй, Стакаш! Где там дочка твоя? Пусть выйдет, господину сержанту покажется!
Врезанная в стену за трактирной стойкой дверь тут же распахнулась и из неё выпорхнула бойкая темноволосая девица лет пятнадцати с озорными чёрными глазками, тугой грудью, обтянутой тесным платьем с глубоким вырезом, и с длинными ногами, прикрытыми шёлковой юбкой ниже колен. Замерев на секунду и явно красуясь, она повела миндальными глазками по сторонам и, покачивая бёдрами, плавной походкой направилась к столу, за которым сидели договаривающиеся стороны. Остановившись в паре шагов от стола, она склонила голову набок и немного напевно произнесла:
— Звали, господин сержант? Чего изволите?
Я, оглядев её, хмыкнул и покосился на Дворянчика. Тот отвёл глаза в сторону, стараясь не смотреть на девицу. Да и весь остальной десяток водил глазами куда угодно, только не в направлении дочки трактирщика. М-да…
— Ну, а ты что скажешь? — повернулся я к девушке, — сильно ли тебя мой воин обидел?
Однако, судя по тому, как независимо она держалась и постреливала глазками по сторонам, столь вольное поведение нахального солдата должно было ей только импонировать.
— Да не принято у нас тут такое, господин сержант, — игриво повела плечиками девушка, — ни к чему и начинать?..
— Я не о том. Как ты считаешь: настолько ли нестерпимую обиду он тебе нанёс, чтоб под суд его отдавать?
— Ну чего ж сразу под суд? — растерянно замигала девушка, — поругайте его, наставьте на путь праведный, чтоб неповадно было… А под суд зачем же?
— Он не монах, что на путь праведный его наставлять, — не удержался я от ухмылки, — в общем, у тебя к нему особых претензий нет. Хорошо. Присядь пока где-нибудь… Ей, трактирщик! Как там тебя?.. Стакаш!? Ну-ка, пойди сюда, — помахал я рукой.
И когда вызванный из-за стойки трактирщик подошёл, спросил:
— Уважаемый Стакаш, ответь мне как на духу, сильно ли ты оскорблён тем, что один из славных воинов нашего короля, граф Корман, подарил свой дружеский поцелуй твоей прекрасной дочери, тем самым признавая её бесподобную красоту?
Дворянчик, повернув голову, изумлённо уставился на меня. Вот уж чего он, похоже, никак не ожидал от своего сержанта, так это столь изысканно завёрнутой витиеватой фразы.
«Видимо, служба в столичном гарнизоне всё же приносит свои плоды» — вероятно, решил он.
Да и остальные поглядывали на меня с не меньшим изумлением, явно удивлённые тем, что я назвал Дворянчика полным титулом.
Наплевать! Для меня сейчас были все средства хороши. Лишь бы окружающие крестьяне (а особенно — сам трактирщик), прониклись важностью и высоким социальным уровнем прибывшего в их края отряда. (Вот ведь какими словами умными заговорил от напряжённости обстановки).
Трактирщик же, судя по всему, и вовсе никогда в жизни не встречался со столь вежливым обращением. А потому гмыкал, хмыкал, мялся, топтался
