доходили до 10 км. Все же при этом были обнаружены четыре новых, неизвестных нам до тех пор, радиостанции. Вскоре этот метод начал давать отличные результаты. В марте 1916 г. радиослужба на русском франте получила стройную организацию, причем каждой станции подслушивания был нарезан определенный участок неприятельского фронта. Главным руководителем был назначен кап. Болдескул, занявший место майора Покорного, который после 18- месячный высокопродуктивной работы по радиоразведке перешел в строй. Капитану Болдескул было подчинено 6 станций или групп: в Барановичи, Ковель, Берестечко, Броды, Бржезаны и Коломыя.
Впрочем, как мы узнали из русских радиограмм, вскоре они тоже стали применять «радиокомпасные станции», имевшие такие же задачи, как и наши радиопеленгаторные станции. Мы совершенно прекратили передачу по радио; германцы же от нее не отказались, хотя и знали о возможности засечки и установили наличие в Николаеве специальной школы радиоподслушивания.
Из сведений, полученных агентурой, и просмотром переписки военнопленных мы узнали о значительных новых формированиях Италии в зимний период. К середине февраля 1916 г. был уже обнаружен 21 пех. полк с новыми номерами, превышавшими 200, причем № 230 позволял нам предполагать наличие, по меньшей мере, 30 новых полков. Кроме того, было установлено два или три берсальерских полка [141] и 16 батальонов альпийских стрелков. Таким образом, к весне мы должны были ожидать усиления противника на 2–3 корпуса. Фактически, согласно Тости («La guerra italo-austriaca»), к середине апреля была сформировано: 4 корпуса в составе 3 дивизий (34 пехотных и 4 берсальерских полка, 16 батальонов альпийских стрелков и 71 батальон территориальной милиции).
Как выяснилось из подслушанных телефонных разговоров, батальоны на Изонцо насчитывали всего по 300–400 чел., но в начале марта должно было прибыть пополнение. Агентура и пленные единодушно сообщали о готовившемся в марте наступлении на Изонцо, для которого уже были переброшены три бригады с тирольского фронта.
Нашему командованию это было только на руку. Чем больше втянулись бы итальянцы в бой на Изонцо, тем успешнее был бы удар наших сил, сосредоточивавшихся к 24 марта в Тироле.
Для того чтобы ввести противника в заблуждение относительно этой концентрации, ряду радиостанций от восточного фланга Каринтии до середины этого фронта было поручено работать шифром, специально для того разработанным кап. Фигль. Этот шифр итальянцы, несомненно, должны были раскрыть, но все же ни он, ни содержание депеш не должны были вызвать подозрение в дезинформации. Эти шифрованные радиограммы систематически оповещали противника о концентрации наших сил на этом фронте.
Забавно было, что одновременно русские пытались таким же способам замаскировать увод двух корпусов 4-й армии. С ребяческой наивностью они заранее объявили об этом шифрованной депешей и, во избежание недоразумений, «предпослали ей предостережение примерно следующего содержания: «Не пугайтесь, это только хитрость». Как ни в чем не бывало, они продолжали давать до 30 шифрованных радиограмм B: день. Все — это нас очень успокаивало, позволяя думать, ч-го русские еще не «мели понятия о прекрасной работе нашей дешифровальной службы.
Дешифровалыцики военного округа Боцен, штаба 11-й армии в Тироле и 10-й армии в Каринтии действительно работали исключительно успешно. Свыше 30 итальянских радиостанций находились код непрерывным наблюдением примерно такого же количества наших станций. Каждая перехваченная радиограмма использовалась нами в кратчайший срок.
22 февраля итальянцы ввели новую весьма остроумную систему позывных для радиостанций. Над ней нам пришлось долго ломать голову, но все же к 7 марта она была раскрыта [142] и сообщена нашим радиостанциям. 30 марта 1916 г. итальянское главное командование запретило дальнейшее применение «Cifrario rosso» в радиопередаче, ввиду подтвердившихся подозрений о частичном знании этого шифра противникам. На самом же деле си был известен целиком и полностью.
С некоторой тревогой мы ожидали нового шифра, объявленного 1 апреля вместе с новыми позывными. Однако к вечеру того же дня он был уже раскрыт. Система новых позывных также была вскоре раскрыта.
Известный интерес для нас представляла радиосвязь между итальянской главной квартирой в Удине и отдельным корпусом в Валлоне, хотя ею сравнительно мало пользовались благодаря исправности подводного кабеля между Корфу и Италией. Тем не менее, преодолев первоначальные затруднения, наши мощные станции Сараево, Петервардейн, Мостар, Каттаро и Скутари добыли ряд важных сведений, передача которых продолжалась по шифру «Cifrario rosso». Кроме того, станции Скутари было передано все, относившееся к шифрам итальянского флота. В кратчайший срок она использовала эти материалы и оказала поддержку морской станции из Пола. В самой Албании итальянцы пользовались шифром «Менгарини», ключ которого был мною приобретен еще в мирное время. Это сослужило хорошую службу нашей радиостанции в Скутари и германскому дешифровальному отделу в Ускюбе.
Глава 24. Диверсии
Во время подготовки большой наступательной операции наша авиация произвела значительное число бомбардировок, а наша агентура выполнила диверсионные акты, имея главным объектом гидроэлектростанции, игравшие особо крупную роль в Италии в связи с недостатком угля. В виде реванша итальянцы произвели воздушную бомбардировку Лайбаха.
В дальнейшем нападения, направленные к расстройству работы гидроэлектростанций, усилились, благодаря новому германскому изобретению в области подрывного дела. Достаточно было сбросить в водопроводный канал подводные трубки в форме палочек, как последние под определенным давлением воды взрывались и, разрушая водопроводные трубы, надолго выводили станцию из строя. Взрывы, произведенные одновременно [143] в разных пунктах, могли нанести очень крупный ущерб. Разведотдел юго-западного фронта решил сочетать эти нападение с разрушением мостов через Пиаве, что должно было затруднить переброску войск с Изонцо на тирольский фронт. К осуществлению этих нападений были привлечены добровольцы из солдат и наиболее надежные агенты. К несчастью, их инструктировали всех вместе, т. е. допустили ту же ошибку, что и полк. Батюшин в Варшаве.
Лица, отобранные для подрывных актов, были направлены через Швейцарию, причем они были сгруппированы по двое. В Лозанне один из них, итальянский дезертир Стампи, давно уже работавший у нас агентом против Италии, неожиданно заявил своему спутнику, что у него нет охоты заниматься этим делом, и сдал свой чемодан с подрывными средствам на хранение на вокзале. Спутник его вполне резонно сообразил, что Стампи выдал весь план итальянскому консулу в Лозанне, и вернулся назад, не выполнив задачи. Однако было уже поздно предупредить остальных.
Другая пара состояла из талантливого разведчика Ларезе, блестяще выполнившего ранее ряд труднейших заданий, и некоего Маддалена, к которому Ларезе питал большое доверие. Маддалена на территории Швейцарии сохранял вид воодушевленного сторонника, с радостью извещая об удавшемся разрушении динамитного завода в Ченжио и предостерегая Ларезе от Стампи, когда узнал о предательстве последнего.
У Ларезе произошла задержка с паспортом, и Маддалена выехал в Италию раньше. Оттуда он вскоре вернулся и сообщил о произведенных им повреждениях двух мостов через Пиаве. Итальянские газеты это подтвердили, действуя согласно указаниям итальянского генштаба, с которым Маддалена успел договориться относительно захвата агентов-подрывников. Дабы ослабить осторожность Ларезе, он очень пренебрежительно отозвался об итальянской охране. Очевидно, он был шпионом-двойником, сумевшим ловко нас обмануть. В начале мая Ларезе и Маддалена выехали в Италию, причем Ларезе отправился в Терки для диверсионного нападения на расположенный там крупнейший военный завод Италии. Произведя, по своему обыкновению, тщательную подготовку, он уже собирался опустить мину в воду, но в этот момент был арестован и предан военному суду в Лишне. Его участь разделили генуэзец Данте Пегаадано и триестинец Ренато Гатти, участвовавшие в разрушении динамитного завода Ченжио и в поджоге Генуэзского порта. Одновременно судился и Джузеппе Нумон, против которого не было никаких улик. С изумительным [144] спокойствием Ларезе заявил председателю военного суда подполк. Де-Чезаре:
«Вы осудите меня на смерть, и это будет справедливо, но для меня это ничего не значит».
Прокурор Майорано дал при этом не особенно лестную оценку итальянской контрразведке:
«В Италии следует отметить два периода борьбы со шпионажем. В начале войны по всему Адриатическому побережью прошла волна массовых доносов и подозрений. Особенно преследовались священники и монахи. Достаточно было зажечь свет в каком-нибудь монастыре, чтобы его сочли за сигнализацию противнику. Был начат целый ряд процессов против монахов, но все они закончились признанием полной их невиновности. После этого периода величайшей недоверчивости шали в другую крайность. Лишь благодаря счастливому случаю (правильнее, благодаря Маддалене. — Авт.), нашим властям попалась в руки сеть организованного шпионажа».
Ларезе был расстрелян; другие подсудимые были присуждены к вечной каторге. Итальянские газеты, уделявшие много места сенсационному процессу, не могли отрицать героического спокойствия, которое Ларезе сохранил до последней минуты жизни. Примененные им мины они называли «чудом техники», но, разумеется, пользовались случаем упрекнуть Австрию в варварстве за нападение на заводы.
Как бы то ни было, из-за неосторожности нашей разведывательной службы мы, потеряли в лице Лареэе одного из своих способнейших работников.
Глава 25. Пятое сражение на Изонцо в марте 1916 г.
13 марта 1916 г. началось долгожданное пятое сражение на Иэонцо. Снова оно не дало итальянцам успеха. Тем не менее, наше наступление было значительно задержано. Мы рассчитывали на мягкую зиму, упуская из виду, что при такой зиме в Тироле наибольший снегопад обычно бывает в конце зимы. Действительно, негостеприимные торы, через которые должны были наступать 3-я и 11-я армии, оставались до середины мая непроходимыми.
Таким образом, почти два месяца обе армии находились в южном Тироле, где вместе с ними расположился и штаб юго-западного фронта. Все это нельзя было скрыть от населения. [145]
В глубоком тылу неизбежно должны были заметить эшелоны, направлявшиеся в Тироль. Кроме того, несмотря на заградительный кордон у перевала Бреннер, из южного Тироля ежедневно отправлялись больные, которые должны были освободить места в лазаретах для приема ожидавшихся раненых. В
