Ох, у меня от нетерпения уже… уже… Даже не знаю!!! Устала сидеть в четырех стенах! А тут поманили большим делом – и отложили в долгий ящик. Нет, конечно, тренировки с тем же Улином и Арвилем дарили ощущение сопричастности, но хотелось-то геройствовать самой.
Стоит ли говорить, что мысленно я давно отловила всех хейларов, спасла десятников, совершила сотню подвигов и меня представили к награде везде, где можно? И даже где нельзя. Разумеется, в любовно обмечтанную схему не особенно укладывалась отсрочка этих самых подвигов.
– Куда ты так торопишься? – даже с какими-то отческими интонациями спросил Алишин. – Ирьяна, вылазки не станут легкими прогулками с фанфарами и красной дорожкой. Это сражения, боль, смерть…
– Я уже видела все это.
Я тряхнула головой и улыбнулась.
– Ты видела смерть врагов, – тихо сказал хейлар, глядя сквозь меня. – Поверь, когда у тебя на глазах вскрывают грудину другу, это совершенно… иное. Или ты наивно полагаешь, что с вами ничего не случится?
Я замолчала, забыв дышать.
– Ну же, Ирьяна?
Оказывается, в этот раз наставник все же желал получить ответ.
– Если честно… да. – Глядя, как по лицу Алина пробежала тень, я поспешно добавила: – Но дело в составе нашей команды! Ты, Диар, Улинри… Да что может случиться?!
– Хочу напомнить, Ирьяна, что в галерее портретов выцвели не только мозаики с рядовыми, но и изображения некоторых десятников, – сухо начал хейлар, раздраженно поводя хвостом. – Также добавлю, что на плиты залов Анли-Гиссара в свое время пролилось немало дивной крови. Так что ты… наивна. Ничто не гарантирует безопасности.
Далее мы следовали молча. Я – погруженная в мысли и подавленная жесткими словами друга, а Алишин… Да кто знает, что творилось в голове хейлара? Любого из них.
На подходе к столовой меня ждала маленькая приятная неожиданность, которая мигом вышибла из головы все неприятные мысли. Возле массивных дверей в нерешительности застыла странная фигурка. Полудевочка-полупаук.
– Лада? – неверяще окликнула я.
Девочка порывисто обернулась и настороженно уставилась на нас красными глазами без белков. Выглядело жутковато. Очень худое тело, ломаные движения, резкие черты и огромные глазищи. Такое может привидеться и в кошмарах. Впрочем, сейчас мой ходячий кошмарик был напуган больше кого бы то ни было. Узнав нас, он слегка расслабился и радостно рванул навстречу.
– Ирьяна!
Не добежав буквально пары шагов, Лилада остановилась и замерла, нерешительно перебирая лапками. Я преодолела оставшееся расстояние и обняла паучонку.
– Где одежду раздобыла? – Провела ладонью по худенькой спинке, затянутой в мягкую ткань.
– Диар нашел.
Голосок Лады звучал невнятно, так как она изо всех сил прижалась ко мне и уткнулась носом в плечо.
– Какой у нас Диар умница, – вздохнула я, мысленно дав себе подзатыльник.
Отвратительная из меня мамашка. Совсем не забочусь о ребенке, пусть даже таком своеобразном. Надо исправляться.
– Да, молодец. Собственно, он же и настоял на том, что мне стоит начать выходить в общество. А то я совсем одичала что-то.
Я снова дала себе мысленного пинка. Нет, разумеется, Диар попросил у меня разрешения заняться девочкой, но не стоило с чистой совестью перекладывать на него все, что можно и чего нельзя.
Мой приступ самоистязания прервал Алишин. Он радостно улыбнулся, что странно выглядело на его всегда безэмоциональном лице, и, присев, обратился к Ладке:
– Здравствуй. Рад тебя видеть! Мы счастливы, что преобразование закончилось и ты вновь с нами.
– Я тоже, – смущенно потупилась малышка, разжимая пальчики, вцепившиеся в мою рубашку, и поворачиваясь к хейлару.
– Кстати, а почему ты тут стоишь?
Видимо, поняв, что чадо надо расслабить, Алишин встряхнул хвостом, и косточка описала затейливый пируэт. Лилада уставилась на нее как завороженная.
– Испугалась, – медленно проговорила она. – Там столько… всех. Даже уйти хотела.
– Уходить – это не дело! – Я взяла когтистую ладошку и потянула Ладу к дверям. – Пойдем! Нам будут рады!
Я оказалась права. Нам действительно были рады, причем – все. Не только те, кто знал хондрию до преображения. Как я поняла спустя какое-то время, наблюдая за девушкой-фейри, умильно тискавшей мелкую, почесывающей паучье брюшко и кормящей разными сладостями, – главным было не то, как Лада выглядит, а то, что она ребенок. Просто ребенок. И относились к ней соответственно.
