незадача. Единственный раз в жизни, когда меня посещали подобного рода мысли, я имела честь влюбиться первый и последний раз в жизни. В том, что последний — я обещаю себе. Еще одного такого раза моя тонкая чувствительная психика не выдержит! Лучше я вообще буду доживать свой век в гордом одиночестве. Ну вот, заговорила, как бабушка. Грустно, Катя, грустно, когда такие мысли приходят в твою темноволосую голову. Но еще грустнее будет, если ты вдруг начнешь что-либо чувствовать сейчас по отношению к человеку, с которым ты никогда не будешь.
Я силой воли отогнала от себя эти непрошеные мысли, которые, кажется, обиделись и пообещали, что придут позднее, приведя с собой ментальную подмогу, — вот тогда они меня и поизводят.
— Делайте что хотите, — тихонько шепнула я сама себе, а Кей, сидевший близко ко мне, тут же услышал и подмигнул, не прерывая разговора с другом.
Чего моргаешь, клоун? Я ведь тоже могу подмигнуть, и даже двумя глазами.
Они вышли из кухни через минут тридцать или сорок, оставив после себя кучу коробок, немытую посуду и довольно-таки приличную в размерах пиццу, посоветовав мне съесть ее утром. Настенные кухонные часы сонно показывали начало пятого. Но, несмотря на столь позднее время, я была счастлива, что гости засобирались по домам. Да, мальчики мои, вам уже давно пора оставить Катеньку в покое. Потом бы еще Нинку выпроводить…
И спасибо за оставленную пиццу — утром я и мои родственники наверняка захотим позавтракать.
В коридоре вновь не обошлось без маленькой сценки. На удивление быстро Кей натянул свои длинные тяжелые ботинки со шнурками и цепочками и решил на прощание уделить мне немного своего звездного внимания.
— Мы с тобой еще встретимся, — повернулся ко мне он.
Слова светловолосого звучали как приговор. Знаете, таким же тоном говорят представителям закона преступники, которых те только что поймали. Вроде как: «Мы встретимся еще, волчара ментовская, и эта встреча станет для тебя фатальной».
— Зачем? — нехотя поинтересовалась я, все больше понимая, что вкус на молодых людей у Нины дал серьезный сбой.
— А разве я тебе не нравлюсь? — склонил голову набок Кей.
— Ну, не очень, — почти что искренне ответила я, — что за странные вопросы?
Великий и ужасный рок-музыкант и по совместительству президент Страны дуралеев, положил руку мне на спину, наклонился к моему уху и, чуть касаясь волос губами, прошептал:
— Нас с тобой ждет прекрасное свидание. Моя Катенька, ты очень хорошенькая, — и он не нашел ничего умнее, как осторожно подуть мне в ухо.
Я скосила на парня глаза, а он провел губами по моей щеке, явно играя. Вторую руку он осторожно положил мне на затылок. Я даже разозлиться не успела.
— Целуемся? — одобрительным отеческим тоном поинтересовался Келла, которому были видны лишь наши затылки. Он все неправильно понял в меру своей испорченности.
— Нет, конечно! — тут же шарахнулась я от Кея, как от прокаженного.
— Да ладно тебе, — добродушно усмехнулся обладатель синих волос и, поразмышляв, какую бы еще гадость сказать, добавил: — а с дядюшкой Келлой обняться? А то он обидится.
— А у тебя есть королева, парень. На чужое не зарься, — ударил друга по плечу фронтмен группы «На краю» и первым, не прощаясь, покинул мой дом.
— А я уже с ней попрощался, — задорно подмигнул мне барабанщик. — Пока, великолепная хозяйка, ты клевая!
Когда они ушли, я перекрестилась, глядя на желтеющий восточный край неба, из-за которого в скором времени должно было выползти румяное весеннее солнце.
Да пошел ты…
Я люблю наблюдать за закатами и рассветами, но сейчас у меня не было сил на это. Я едва дошла до своей кровати и рухнула в нее, заметив, как младшая сестра прищуренно косится в мою сторону. Она что-то пробурчала насчет Антона и неверности, укрылась с головой любимым оранжевым покрывалом и, кажется, заснула.
Я последовала ее примеру и уже через пять минут сладко спала в своей прекрасной кроватке, свернувшись клубочком. Мне снились клубы, мигающие неоновые светильники и сумасшедший диджей с крылышками, танцующие веселые люди и большой розовый заяц с недовольной мордой, прыгающий в такт очередному треку в стиле хауса. Ушастый, кося на меня лиловыми глазами, утверждал, что он — это и есть я. Я же старалась объяснить ему, что этого не может быть и что он на самом деле зовется Нинкой. Изредка мне казалось, что музыка затихает и кто-то начинает петь печальную, красивую песню, слова которой сливались и я не могла их разобрать — слышала только мелодию. Я спрашивала, кто это, и тогда голос, прерываясь, шептал
