— Вон пошел.
Тот и вышел, оставив князя нежиться в кровати. Нет, пройдет минут десять, быть может — пятнадцать, и князь встанет, все ж таки решение решением, но еще с Ястрежемским встречаться, о свадьбе говорить… это после, но пока… он позволил себе лежать, разглядывая балдахин, каковой, как и многое в доме, нуждался в починке.
— Спите, папенька? — раздался над самым ухом вкрадчивый голос. — А уж полдень на дворе.
— И что? — Тадеуш Вевельский поморщился. Все ж таки старшего сына своего он не то чтобы не любил… хотя нет, не любил, конечно, что в его кругах было вполне себе допустимо, но куда печальней, что при мысли о Себастьяне он испытывал глубочайшее чувство брезгливости.
Не человек.
И не пытается даже скрыть вопиющую нечеловечность своей натуры. Порой князю казалось, что старший отпрыск нарочно его дразнит, но мысли этакие Тадеуш гнал. Да и вообще старался о сыне вспоминать пореже…
Нервы берег.
— Ничего, — сказал Себастьян, без приглашения, которого не последовало бы, усаживаясь в кресло.
Костюмчик белый, в тонкую лиловую полоску. Переливается белым золотом цепочка для часов. Сверкает перстенек на пальце… отливают чернотой когти.
И янтарные рога пренагло торчат из копны черных волос. А сами волосы длиннющие, в хвост собраны. Сколько раз ему было говорено, чтобы постригся… князь о волосах подумал с особою неприязнью, поскольку собственные его давно уже поредели, а лысина, ныне прикрытая белым полотняным колпаком, выглядела отвратительно.
— Я просто так… шел-шел, и дай, думаю, зайду проведаю любимого батюшку… давно не видел… верно, лет пять как!
Кончик Себастьянова хвоста щелкнул по одеялу, и это одеяло самым подлым образом съехало, обнажив тощие княжьи ноги с красными кружочками свежих клоповых укусов.
А говорили, что с прошлого-то раза перины перетряхнули, пересыпали и амулетами оберегли… вот же ж… врут, сволочи. Куда ни сунься, всюду врут.
Себастьян точно не заметил ни съехавшего одеяла, ни жалкого вида отца, который ерзал, пытаясь сесть. Но перины были мягкими, а длинная ночная рубаха опутала ноги, самым позорным образом князя Вевельского стреножив.
— А вдруг он занемог? Вдруг приключилось чего…
— Чего? — мрачно поинтересовался князь и потянулся к колокольчику. Но на звон камердинер не отозвался.
— Не знаю. Занемог там. Аль совесть проснулась досрочно.
— Шутить изволишь? Ничего не приключилось. — У Тадеуша получилось сесть в постели. — И твой визит несколько… несвоевременен.
— Ужас какой, — сказал Себастьян, вытягивая ноги.
— И если ты закончил…
— Я еще не начинал, папенька.
Хвост дернулся, показалось, раздраженно.
— Хорошо, чего ты хочешь? — Князь осознал, что старший отпрыск добром не уберется.
— Я хочу, чтобы позволил Лихославу жить так, как ему хочется. И если уж младшенькому нужно твое одобрение, ты одобришь все, что он сделает.
Следовало признать, что второй сын раздражал князя несколько меньше, чем первый.
— С какой стати? — Тадеуш сумел встать и, стащив колпак, швырнул его под кровать. — Если ты об этом… мезальянсе, то я свое слово сказал.
— Скажешь еще раз.
Князь поморщился: несмотря на чудодейственную силу огуречного рассола, минувший вечер все еще сказывался тугой тянущей болью в голове. Впрочем, он уже оправился от потрясения, вызванного визитом отпрыска. Облачившись в толстый шерстяной халат с вышитыми лебедями, князь потянулся, широко зевнул и поскреб в подмышке, где зудело особенно мерзко.
— Себастьян, — на голову князь надел чепец, не столько оттого, что боялся застудиться, сколько в попытке прикрыть лысину и редкие волосы, которые после сна некрасиво торчали, — твой нынешний визит лишен смысла. Я принял решение. И не собираюсь от него отступать. Если Лихослав хочет, чтобы титул остался за ним, он женится на этой…
— Богуславе, — подсказал Себастьян, любезно подав отцу зеркальце.
— Во-во. Если дашь себе труд подумать, то сам согласишься, что пять миллионов и полтора — большая разница…
В зеркало князь только заглянул и, скривившись, уронил на стол. Все ж таки до чего нелепым, жалким выглядит человек поутру! Лицо примятое, веки набрякшие, нос огромен, и подбородков уже не два — три… на красных щеках след от подушки, и еще завязки от чепца свисают с этих щек мышиными хвостиками.
