И кончик хвоста в пальцах крутит. А на физии — улыбочка, которая постепенно сошла.
Приближалась Модеста Архиповна медленно, точно зная, что жертве ее бежать некуда. А оная жертва завороженно уставилась на купчиху… и то сказать, ныне маменька самое себя в богатстве наряда превзошла. Платье ее из пурпурной парчи было щедро расшито золотом и каменьями, которые при малейшем движении вспыхивали, соболий палантин сполз с плеча, обнажая оное плечо, круглое, пышное и невероятно белое. Шею Модесты Архиповны обвивало золотое ожерелье, как по мнению Евдокии — какового маменька знать не желала, — более напоминавшее хомут с каменьями. В комплект к нему шли золотые браслеты-кандалы и массивные с виду серьги. Из высокой прически, подобием рыцарского плюмажу, торчали страусовые перья, крашенные в алый.
Выглядела Модеста Архиповна грозно.
— Ты мою кровиночку обидел? — поинтересовалась она и, вопрос подкрепляя, хлопнула веером по ладони. Звук вышел резким, и ненаследный князь, подпрыгнув, удивленно глянул на Евдокию.
Та кивнула.
И потупилась.
В конце концов, беглым девицам по возвращении к родительскому очагу надлежало принимать вид скромный, слегка раскаявшийся…
— Я?! — робко переспросил Себастьян, глядя на новоявленную родственницу с немым восторгом.
— Ты, — Модеста Архиповна стиснула веер, — скрал девку?
— Скрал, — вынужден был признать ненаследный князь, косясь на дорогого брата, который притворился, будто бы его в комнате вовсе нет.
— И не раскаиваешься?
— Уже начинаю…
— От и хорошо. — Модеста Архиповна протянула ручку и пощупала ткань Себастьянова пиджака. — Хорошая… почем брал?
— Понятия не имею. — Столь резкая перемена темы беседы несколько ошарашила ненаследного князя.
Модеста Архиповна нахмурилась, ибо легкомысленное отношение к собственным деньгам было ей непонятно. Этак тебе чего угодно втридорога всучат, а то и вовсе сатин за батист выдадут, находилися умельцы…
— Маменька, не отвлекайтесь. Меня тут, между прочим, украли и замуж выдали.
— От и ладно, давно пора было, — фыркнула Модеста Архиповна.
И Себастьян с облегчением выдохнул.
Но рано.
— Пускай. А моральная травма как же?
— Какая моральная травма?!
— Может, — Евдокия поправила одеяло и ненатурально всхлипнула, — я о красивой свадьбе мечтала… чтобы платье белое, подружки невесты…
— Доченька, у тебя нет подружек…
— Не важно. Ради такого дела завела бы… и цветы… храм… торжество… меня мечты лишили! Нежной! Девичьей.
Она ненатурально всхлипнула, и Себастьян заподозрил, что дело здесь вовсе не в мечтах.
— И я требую компенсации!
— Какой? — поинтересовался ненаследный князь, поглядывая на дверь и проклиная тот час, когда вздумалось ему чужую личную жизнь налаживать.
Зарекался же!
— Я на ушко скажу…
…и сказала.
— Нет! — Себастьян вскочил. — Да ни в жизни!
— Да, — упрямо повторила Евдокия и, сбив с его рукава несуществующую пылинку, добавила: — Тебе и делать-то ничего не понадобится… всего один снимок… пять минут работы!
— И позор на всю оставшуюся жизнь… я позориться не согласен.
Себастьян подумал и добавил:
— Бесплатно.
— Пять процентов, — с готовностью предложила Евдокия.
— Пять?! Пятьдесят!
…впрочем, торговался ненаследный князь мало лучше своего братца, который молча ждал завершения этой торговли, разве что хмурился с каждой минутой все сильней.
Сошлись на двенадцати с половиной.
