…гостиница была дорогой, и к прихотям постояльцев хозяева относились с пониманием.
— Ничего. Прошу прощения. — Коридорный сделал попытку дверь закрыть, но был остановлен царственным взмахом руки.
— Подь сюда, — велел Аврелий Яковлевич, почесывая предплечье, которое украшала татуировка — пара синих русалок, слившихся в поцелуе.
Приближался коридорный с опаской.
— Раздеть помоги. — Ведьмак указал на гостя, который по-прежнему не подавал признаков жизни. Коридорный оценил и мертвенную бледность кожи, приобретшей особый зеленоватый оттенок, более присталый свежему покойнику, и синюшные круги под глазами, и раззявленный, словно в крике, рот.
— Живой, живой, — разрешил сомнения Аврелий Яковлевич. — Давай, я приподниму, а ты штаны стягивай…
И приподнял же. С легкостью.
— Простите, а ботинки тоже снимать? — уточнил коридорный, который давно усвоил, что в ситуациях подобного рода надобно действовать исключительно по точной инструкции.
— А сам-то как думаешь?
Сам коридорный думал, что, по-хорошему, следовало бы полицию вызвать, но этого хозяева гостиницы точно не оценят.
Выставят.
А где еще найти место столь же доходное и в целом спокойное? То-то и оно… оттого и ботинки коридорный снимал аккуратно, бережно, как с любимого дядечки…
И штаны.
И грязную, вонючую рубаху…
— Ванну наполни. — Аврелий Яковлевич уложил гостя, который по-прежнему был без сознания, на покрывало. — Ишь, тощенький какой… ничего, дорогой, мы тебя отмоем, мы тебя подкормим… будешь красавец всем на зависть.
И ладонью медной, искромсанной шрамами, по волосам провел так ласково…
— Ванну с пеной? — Бутыль с этой самой пеной, каковая, как и прочие ванные принадлежности, входила в стоимость нумера — пятьдесят злотней за ночь, — коридорный прижимал к груди.
— С пеной, с пеной… и с шампунью…
На человека, следовало бы сказать, очень тошего и заморенного даже, Аврелий Яковлевич смотрел с невероятной нежностью, которая коридорного привела в великое смущение.
Оттого и пены он плюхнул втрое против обычного.
И шампуни.
И совершил очередную попытку ретироваться, но вновь был остановлен.
— Чего сладкого на кухне есть? — поинтересовался Аврелий Яковлевич, присев на краешек постели.
— Эклеры. Воздушные трубочки со взбитыми сливками и цукатами, шоколадный пудинг, пудинг аглицкий классический, медовая коврижка со сливочно-клубничной пеной, сливовые меренги…
Аврелий Яковлевич кивал головой, думая явно о чем-то своем.
— Но наш повар с радостью приготовит все, чего вы пожелаете… к примеру, на той неделе в нумере останавливались молодожены… — коридорный надеялся, что голос его не дрогнул, — и он самолично готовил для них «Сладкую ночь».
— Сладкую? Это хорошо…
— Коржи-безе с грецкими орехами и фисташками, сливочно-ромовый крем и белый шоколад… украшения из засахаренных роз и карамели.
— Очень хорошо… — Аврелий Яковлевич щелкнул пальцами. — Неси… эту твою ночь.
— Но… — Коридорный сглотнул. — Потребуется время…
— Сколько?
— Т-трое суток… белки должны закваситься… выходиться…
— Трех часов хватит, — отрезал ведьмак. — И передай повару, чтоб сахару не жалел. Пусть ночь и вправду будет… очень сладкой.
Сказал и засмеялся, и мышцы дернулись, толкая русалок в объятия друг друга.
Ужасно!
Оказавшись за дверью, коридорный перевел дух. Нет, работу свою он любил. И место, и постояльцев, которые представлялись ему этакими великовозрастными детьми, неспособными обойтись без его помощи. А постояльцы, особенно постоялицы, ценили участие, благодарность свою выражая сребнями. И просьбы их были просты и безыскусны, и жизнь в гостинице текла своим чередом, неспешная и весьма благопристойная.
А тут вдруг…
Пожалуй, лишь сильнейшее душевное смятение, в котором пребывал коридорный, и оправдывало дальнейшие его действия. Нет, он, конечно, передал управляющему странную, почти невозможную просьбу. Пусть сам с поваром разбирается, который, как и все талантливые кулинары, мнил себя едва ли не
