– Лишенный покоя ароматами весны, набухающих почек и молодых ростков… – Он сделал паузу. – Я пустился в путь. – Он улыбнулся, сложив кончики пальцев в щепоть. «Точно старый, добродушный учитель, – подумал Карл. – Старый. Слишком старый. Клюет носом и бормочет всякую чепуху». И ему стало немного грустно, глядя на человека на стуле.
– Продолжай, – сухим голосом произнесла Барбара.
– Я взял и собрался. И вот я здесь.
Молчание.
– В конце концов, в то время, когда каждая травинка и каждая зверушка радуются компании друг друга, причем компании добровольной, негоже, кажется, мне лежать в нетопленой комнате между холодных простыней. Одному. Одному-одинешеньку.
Они молчали.
– В чем дело? – Верн посмотрел на них, подняв бровь. – Прошу прощения, если я что испортил. У тебя тут так мило, Барбара. По-моему, ты выбрала не ту профессию. Надо было тебе стать декоратором. Ты бы прославилась. Жаль, что ты пошла не по той дорожке. Конечно, я понимаю, это все не для каждого дня. Это все для особого случая, для представительских, так сказать, функций. – Он долго молчал, задумавшись. – Знаете, когда солнце заходит, становится очень темно.
Они ждали.
– Все темнеет. Все остывает. Становится холодно. Холодно и темно. Совсем не приятно. В темноте и дорогу черта с два найдешь. – Он поглядел на них жалобно. – Я едва сюда дошел. Света совсем нет, ни черта не видно.
Колени его брюк были в грязи. В шерстяной ткани застряли травинки.
– Так легко споткнуться и упасть. – Он медленно и задумчиво потер подбородок. Выражение его лица изменилось. Таинственная улыбка пропала. Он весь сморщился, да так, словно испытывал нестерпимую боль. Брови сошлись над переносицей, то и дело подрагивая. Внезапно задергавшиеся пальцы сплелись.
– Я упал. – Он прикусил губу. – Упал.
Он опустил руку в карман и долго шарил в нем, глядя в пол. Потом поделал то же самое с другим карманом. Карл и Барбара беспомощно наблюдали.
– В чем дело? – сказал Карл.
– Что ты ищешь? – спросила Барбара.
Верн продолжал молча искать. Встал со стула, качнулся. Карл поймал его за руку. Верн вырвался. Отошел от них в дальний конец комнаты. И там продолжал молча рыться в карманах, сначала в одном, потом в другом.
– Я либо забыл, либо потерял свою трубку, – объявил он наконец.
Он посмотрел на них, его лицо поникло. Все его черты вдруг словно расплавились и потекли, как восковые. Он подтолкнул вверх очки, вытер глаза.
– Хочешь сигарету? – спросила Барбара.
– Я хочу мою трубку.
Карл нерешительно двинулся к нему.
– Она, наверное, в комнате. Вы, должно быть, оставили ее там.
– Тебе не кажется, что она там и есть? – сказала Барбара.
Верн покачал головой.
– Ладно, – сказал Карл. – Пойдемте и посмотрим.
– Карл пойдет с тобой, – сказала Барбара. – Как тебе такое предложение?
– Я ее где-то обронил, – сказал Верн.
Карл и Барбара беспомощно переглянулись. Оба молчали. Верн подошел к кровати и сел. Пружины под ним провисли. Он снял очки и положил их в нагрудный карман.
Карл подошел к нему и встал рядом, не зная, что делать.
– Идемте, – сказал он наконец. – Идемте, поищем ее. Может быть, вы обронили ее где-нибудь по дороге. Когда шли сюда.
Верн упрямо и недовольно поджал губы.
– Не хотите пойти посмотреть? – продолжал Карл.
Верн ничего не говорил. Его маленькое сморщенное лицо словно окаменело.
– Ради бога, Верн, – вмешалась Барбара. – Ну, давай пойдем и поищем ее все вместе.
– Да забудьте вы эту чертову трубку! – Верн сердито вздернул подбородок. Потом устало потер лоб. – Пусть ее. Не думайте о ней. Все равно я отдал зажигалку. Теперь нет ни той, ни другой.
– Разве ты не…
