– Тут ничего не поделаешь, – сказала Элис.
– Наверное, я узнал об этом слишком поздно. А теперь пытаюсь вспомнить, какую чушь слышал взамен, и не могу. Пустота – в моей жизни никогда ничего не было. Возможно, идеи. Я вырос на великих идеях, а не на реальных делах.
– Да, – согласилась Элис, – вас всегда притягивали идеи.
– Я слишком свято в них верил. Но теперь знаю, что они ненастоящие. Слова, болтовня… Вот к чему сводится моя жизнь. Все напрасно.
– Не совсем.
Хедли широко ухмыльнулся.
– Нет? Вспомните, что вы почувствовали в тот вечер, когда я разговаривал с вашим мужем. Разве это не показалось вам бессмысленным сотрясанием воздуха?
– Думаю, да. Вы могли бы сбавить тон…
– Я пытался снова в это поверить, воспользоваться последним шансом.
– И это не помогло?
– Ну, я получил работу. Теперь я здесь: я – директор.
– Как вам кажется… сколько вы здесь продержитесь?
– Не знаю. Посмотрим.
– Думаете, долго? – Элис продолжила: – Стюарт, возможно, вы получите от этого больше, чем ожидали. Семья способна принести огромное удовлетворение: теперь у вас есть сын, а это много значит. Возможно, это придаст всему смысл: вы же работаете не ради себя, как в колледже, чтобы добыть деньжат на свидания, пиво и тачки. Вы работаете ради Пита и Эллен.
– В таком мире нельзя иметь семью.
Элис злобно сказала:
– Мы с Джимом отдали бы все на свете, лишь бы иметь сына. Такого, как малютка Пит.
– Нет, – возразил Хедли. – Незачем рожать детей в этом мире. Он ведь разваливается на куски. В тот день, когда на нас сбросят атомную бомбу, я буду торговать телевизорами… совершать бессмысленные привычные действия, точно бессловесная тварь. – Задумавшись, он пробормотал: – Мне уже не выпутаться… Возможно, у Пита получится. Не знаю. Может, кто-нибудь да выживет.
– Конечно, – быстро подхватила Элис. – Кто-нибудь уцелеет: кто-то всегда остается в живых.
Мужские кулаки сжались.
– Но, может, это и хорошо. Может, мы этого и заслуживаем… Мы сами навлекли на себя погибель. Сами виноваты и расплачиваемся за свои поступки. Все это нужно порушить: люди прогнили, испоганились. Погрязли в пороках. Их нужно стереть с лица земли… сначала был всемирный потоп, а теперь будет озеро огня, – голос Хедли затих, исполненный ненависти и отвращения: голос человека, уставшего от тошноты. – Очистительный огонь сожжет все дотла. Останутся лишь зола и окалина. И, возможно, после этого наступят лучшие времена.
Оба помолчали.
– Мне бы так хотелось вам помочь, – сказала Элис. – По-моему, это я виновата.
– Почему?
– Это мы виноваты – я и Джим, особенно он, – она со злобой добавила: – Он проработал с вами столько времени, но так и не понял, что вы чувствуете.
– Он весь поглощен своими магазинами, – сказал Хедли. – Покупкой второго, достижением успеха в бизнесе.
Элис в бешенстве потушила сигарету.
– Черт бы его побрал. Он такой мелкий и слепой. Такой ограниченный.
– Не грешите на него. Таким уж он уродился, а я уродился другим. Откуда проистекают мои проблемы – откуда проистекают ваши проблемы? В чем причина? Вернитесь к первоистоку, – Хедли встал с перил: покупатель вошел в магазин и беспокойно встал у главного прилавка. – Жаль, что мы не поговорили раньше… Слишком поздно метаться.
– Слишком поздно? – беспомощно спросила Элис.
– Не знаю. Мне так кажется. Главные события уже произошли: осталось не так уж много. Я здесь, и я директор. У меня есть Пит и Эллен: я больше не вернусь в Общество.
Хедли устремился к лестнице. Элис внезапно окликнула:
– Стюарт, может вам уйти? Может, вам уволиться?
– Нет.
– Это же все не то – слишком мелко для вас. Вы не хотите работать на этой должности: вы хотите большего. Она вполне подходит для Джима, но только не для вас. Этим и ограничен его кругозор… Вы не хотите управлять его мирком!
