виднелись товарная платформа и непроницаемый силуэт вокзала. Кое-где припаркованы неподвижные автомобили. Все вокруг мертво.
– Поехали отсюда, – в отвращении сказал Хедли. – Ненавижу такие районы.
Марша переключилась на первую и завела машину. Пока «студебекер» полз вперед, ее руки явственно дрожали: она закусила губу и судорожно уставилась перед собой. Сглотнув слюну, Марша спросила:
– Вы удивились?
– Чему?
– Тому… что я ушла от Теда.
Хедли задумался.
– Нет, – наконец ответил он. – Это кажется естественным. Наверное, не он первый.
– Далеко не первый, – призналась Марша надтреснутым шепотом. – Один из длинного списка. Но он был первым… – она не могла подобрать слово. – Как вы сказали? Тед был единственным негром. Никаких других никогда не было: мне хотелось вам об этом сказать.
– Это не важно.
– Вы обвинили его в ту ночь. Я знаю, что вы тогда сказали, и вы тоже знаете.
– Простите меня, – отрешенно сказал Хедли. – В любом случае, это не имеет значения. Давайте забудем обо всем, – он показал на красный свет «Фермерского коммерческого треста». – Если свернете туда, проедете мимо моего дома. Можете высадить меня хоть где.
По дороге Марша негромко промолвила:
– Мне понравились ваши рисунки.
– Вы уже сообщили об этом в записке.
– Я серьезно, – она обращалась к нему взволнованно, с безумным взглядом. – Вы не верите мне? Разве не этого вы хотели? Неужели это больше для вас не важно?
– В известном смысле, – уклончиво ответил Хедли. – Рад был узнать ваше мнение.
Крепко вцепившись в руль, Марша сказала:
– Когда раздобудем деньжат, попробуем заняться офсетной печатью. Вы работали с офсетной печатью?
– Нет.
– Вам это… интересно?
Хедли вздохнул.
– Нет.
Ему действительно было неинтересно. Он чувствовал усталость: у него был длинный, трудный день. Руки и ноги ныли от переутомления. Болели кости стоп: он провел тринадцать часов на ногах. Хедли давно не ходил в туалет по-большому. От дюжины чашек кофе, выпитых за день, желудок покрылся изнутри зернистым металлическим налетом. От нечего делать Стюарту захотелось фруктового сока – апельсинового, полный стакан. Холодного, жидкого и прозрачного. А еще, пожалуй, сандвич с латуком и сыром.
Машина нехотя катилась по направлению к Бэнкрофту, в сторону его дома. Вообще-то у Хедли не было желания идти домой: он этого не планировал. Стюарт сел сюда добровольно. ОН принял решение и не собирался отступать. Все обдумал, проанализировал и взвесил еще накануне, в ночной тишине. Но ему нравилось причинять боль Марше: он видел страдание в суровых, натянутых чертах ее лица. Откинувшись на обивку сиденья, Хедли мрачно наслаждался поездкой.
– Вот он, – он показал на здание. – Не хотите ненадолго зайти? Можете познакомиться с моей семьей… С Эллен вы уже знакомы. Я покажу вам Пита, – затем он садистски продолжил: – Как насчет того, чтобы поужинать вместе с нами? Мы еще не ужинали… Я ем, когда прихожу домой.
Женщина оказалась более мужественной, чем он полагал. Или, возможно, Хедли просто недооценил чувства, которые она питала к нему.
– Нет, спасибо, – презрительно сказала Марша. – Может, как-нибудь в другой раз. Сегодня я плохо себя чувствую: нет аппетита, и не хочется ни с кем встречаться.
Марша явно смирилась с тем, что Хедли сейчас выйдет и бросит ее. Она собралась с духом, а он невольно залюбовался ее стоическим выступающим подбородком и холодным взором. Без сомнения, Марша это переживет. Ее разрывало на части, но она могла это вынести: она тоже приняла решение.
– Что ж, – вполголоса сказала женщина, – было приятно еще раз с вами поговорить, – она мельком взглянула на него: – Хорошо выглядите.
– Положение обязывает. Теперь я директор магазина.
– Правда? – она кивнула. – Прекрасно. Больше денег?
– Гораздо больше. Да еще и власть… Гоняю людей по всяким поручениям, – затем Хедли добавил: – Весь магазин целиком на моей ответственности. Заказы, покупки, принятие решений. Мое маленькое царство.
Марша припарковала машину прямо напротив его дома – почти на том самом месте, где она высадила его в ту ночь. Выключив двигатель и фары, Марша повернула к Хедли бледное лицо и с вызывающим видом сказала:
