разграфленной на две колонки.
И каждый год даешь себе клятву: впредь буду хорошим. Возьму тетрадь, расчерчу каждый лист, буду записывать свои грехи и как с ними бороться. И через год, в зимнюю ночь, когда воет ветер в каминной трубе, — буду спать праведным, спокойным сном.
Не получается.
В декабре пытаешься наверстать, припоминаешь все, что случилось за год, — все свои лености, слабости, а местами и вовсе обывательские мерзости. Лихорадочно пытаешься делать добро, рано вставать, улыбаться и не злиться, что бы ни случилось.
И до самой последней ночи не знаешь: хорошим ты был в этом году?
Или все-таки скверным?
Всю ночь ты вертишься с боку на бок, слушаешь вой ветра и начинаешь надеяться. И отчаиваешься снова. И с головой укрываешься одеялом.
А наутро, когда еще темно, но будильник отщелкивает восемь — вот тогда начинается главное время года. Первыми к елке бегут дети — им бояться нечего, им до поры до времени не говорят правды. Они хватают коробки, на которых написаны их имена, и начинают хвалиться подарками: кому досталась кукла, кому игра, кому водяной пистолет.
Тогда детей отправляют в детскую, чтобы не мешали, и запирают дверь. И взрослые, один за другим, на коленях шарят под елкой в поисках коробок.
В прошлом году Петр Иванович нашел в коробке ключи от машины. Этот случай будут помнить, наверное, еще лет десять: Петр Иванович был очень, очень хорошим.
Светке принесли шерстяные варежки. Она чуть не расплакалась от счастья: и коробка была слишком легкая, и формы необычной, и предчувствия дурные. Светка в прошлом году решилась на аборт, поэтому утра ждала, как приговора. И вот — варежки!
А у соседей случилась беда. Валерка нашел в коробке со своим именем черный шелковый шнурок. Никому ничего не сказал, но по лицу сразу было понятно.
Делать нечего: сразу пошел в ванную и на шнурке повесился. И никто так и не узнал, что он такого натворил-то за год: парень был, конечно, неприятный, но чтобы совсем плохой — со стороны не скажешь.
Но Черному Деду виднее. Он никогда не ошибается. Он принесет тебе то, чего ты заслуживаешь. Жди.
Ревет метель, воет ветер. Что-то возится в каминной трубе, огромное, тяжелое; наряженная елка, раскинув ветки, поблескивает золотыми шарами.
Что принесет нам Черный Дед?
Приближается утро.
Световой шлагбаум опустился перед автобусом, и водитель затормозил чуть более резко, чем требовалось. Пассажиров качнуло.
— Проверка, — сказал попутчик Вероники в кресле через проход.
Открылась передняя дверь. В автобус вошли двое полицейских в бронежилетах и с ними проверяющий — Чужак. С передних сидений протянулись в готовности руки со справками — зелеными треугольниками с голографической печатью.
— Спасибо, справок не надо, — почти без акцента сказал проверяющий. — Будьте добры, текст.
— О доли дали грунма заново… — торопливо начал женский голос. — О бурга зала хори острова…
Вероника сидела, опустив голову. Проверяющий шел по салону, выслушивая пассажиров, иногда вежливо прерывая: «Достаточно». Полицейские остались у двери. Они скучали.
Попутчик Вероники отбарабанил текст без запинки — видно, по роду занятий ему часто приходилось сдавать такие экзамены. Чужак кивнул и обернулся к Веронике.
Она молчала, зажав в кулаке фальшивую справку.
— Прочитайте вслух Текст-Модель, пожалуйста.
Она молчала.
— Будьте добры, выйдите из автобуса.
Под любопытствующими, испуганными, самую малость сочувствующими взглядами Вероника, спотыкаясь, потащила свою сумку к выходу. Двери закрылись, автобус укатил.
— Не бойтесь, мы вас посадим на следующий, — сказал Чужак.
Вероника молчала. Она никогда еще не попадалась проверке — вот так, тупо, среди бела дня.
— Дислексия? — негромко спросил Чужак.
Она понимала, что ее молчание становится вызывающим, но не могла выдавить ни слова.
— Упрямство. — Чужак кивнул. — Почему вы не хотите учить?
