руку, которой больше досталось, повязка поверх штанины на бедро. Санитар делал все быстро, уверенно, четко.
— У Лизы отец. Свяжитесь с дежурным, пусть оповестит.
— Уже.
Ну да, эти ребята умеют действовать в таких ситуациях.
— Домой?
— Сейчас к медику. Лучше перестраховаться.
От кивка я в этот раз удержался, хотя, кажется, уже не смог бы.
В окне было видно, как вторая машина срывается с места. Двух «зрителей» уже положили, и сейчас рядом с бойцами-эсбэшниками стоял милиционер, что-то выясняя в регистраторе. Кроме двух наших машин стояли две милицейских, уже выставили оцепление.
— Как он?
Как я? Да нормально. После укола вообще могу бегать и плясать!
— Глубокие царапины.
Ага, и ребро, кажется, сломано. Или два.
— Учтем. — Мне тут же ощупали бока. Значит, про ребра я вслух?
— Лиза?
— Порядок, оглушили и еще нос сломали.
Нос — это я. Черт, медведь косорукий, на фиг было так толкать?!
В голове все плыло. В двери заскочили еще трое бойцов, машина дернулась и покатилась, набирая скорость. В больницу? Или в ментовку.
Я с дрожью отмякал от напряжения драки. Не первый серьезный бой, но первый бой всерьез. В самом деле трясет. И еще хочется. Или нет?
В мешанине образов, запахов «вонючки», нарастающего нытья в руке и ноге запутался, вернувшись в реальность, только в коридоре санчасти районного отделения. Из штанов окончательно сделали шорты, дырки зашили, быстро и деловито наложив скобки, теперь я сидел, почти не отличаясь от задержанных после митинга дебоширов. Ну разве что рядом со мной стоял… нет — возвышался даже, боец-эсбэшник, в полной штурмовой экипировке и с оружием. Проходящие менты на него косились, но молчали.
Наверное, уже можно было бы пойти домой, скинув материалы по Сети, но я хотел дождаться Лизу.
— Привет.
— Так вроде виделись. Ты как?
Девушка села рядом.
— Нос сломала. Второй раз уже.
— Извини, я не хотел.
— Я понимаю. — Она покосилась на мои повязки и слабо улыбнулась. — Нас будут опрашивать?
— Зачем? Я им запись скинул, там все есть.
— У тебя разве очки не вырубило?
— Нет, это инженерная модель с автономными накопителями. Связь екнулась, но запись шла.
— Понятно, почему они такие громоздкие. Ты в них на студента из старой комедии похож.
— Я же слесарь. Был. Пару раз пригодилось.
— Зачем?
— Ну представь — опрокидывается ковш с расплавленным металлом, кубов этак на тридцать, и все на меня. Я встаю, отряхиваюсь, смотрю очки и иду предъявлять претензии. Не, инструмент должон быть прочным!
Она тихо захихикала, но тут же скривилась.
— Перестань! Мне смеяться больно!
— Извини, я не нарочно. В смысле, толкнул.
— Ой, подумаешь, ударилась… Мне как-то ребенком в голову прилетело.
— Кем? — Я удивился. Эсбэшник тоже заинтересовался, повернув голову.
— Ребенком. Я же инструктором работала. Вот с десятиметровой вышки один охламон и прыгнул. Чуть не утонула!
— Ваша служба и опасна и трудна. Не, в слесарях куда как спокойнее.
— Ничего себе «мирный слесарь»! Дрался как лев! Я запись смотрю. — Она постучала по ободку своих очков. Ну да, моим, значит, удивляется, а у самой тоже спецмодель? Хотя кто их там знает, инструкторов.
— Мне мама оплатила пару уроков карате.
Она опять улыбнулась, снова поморщившись. Нос ей, конечно, вправили, но наверняка придется что-то лечить. Когда из машины вытаскивали, я даже
