— Оратор, однако.
— Анонимность — способ меньшинства контролировать большинство. Обществоведение, четвертый класс.
Дядя Леша поморщился:
— Дорегулировались. Даже в игрушку только по паспорту!
— Бабушка говорит, что вы — поколение, взрослевшее в междуцарствие, и потому считаете нормальным то, что ни одно приличное общество не допустит.
— Ты ее слушай больше! Мама еще и не такого расскажет.
— Что-то случилось?
— С чего взял?
— Сидите как на похоронах.
Сидели, собственно, только я и оба дяди. Остальная семья разбрелась по залу, в углу бабушка тиранила невесток, мелкие заставили Димку играть с ними, девчонки хихикали на террасе, мама удобно разлеглась на самом мягком диване и смотрела что-то свое, периодически протягивая руку к столику с бутербродами.
— Есть немного. Например, слышал — с сентября федералы собираются приостановить закон о приеме показаний гражданских регистраторов в качестве свидетельств?
— То есть очки и все такое?
— Любые несертифицированные устройства. Дескать, теперь даже пацан с недорогим пакетом видеомонтажа способен любую картинку подделать.
— Ну это так, вообще-то. У кого-то уже есть сертифицированные?
— У ментов. Штатные регистраторы.
— Это старье?!
— Старье… Тут, Виталя, дело в другом — это же был способ контроля за ними. Обязательный регистратор, кадровая тасовка каждые пять лет по номенклатурным спискам с обязательным финансовым отчетом; но всего десять лет — и они ухитрились из строгого ошейника сделать знак особого достоинства! Дескать, это их символ непогрешимости!
— Нам-то что? Федеративные законы нам побоку.
— Сколько республиканских областей осталось?
— Одиннадцать.
— Девять, Виталик, уже только девять. И мы — самая крупная. Бельмо в глазу, с выбираемым гражданами консулатом, который там иначе как диктатурой не называют, с сохранившейся рабочей процедурой гражданского суда, с удвоенной ответственностью официалов. Этот закон ставит под сомнение любые наши действия, и пошл
— Потерей части активов, неделей стрельбы, вы станете не легатом преторианцев, а начальником управления местной безопасности, а дед опять вторым замом мэра.
— И за пять лет семью раздергают по другим местам службы. В строгом соответствии с законом и «требованиями граждан».
— Можно подумать, у вас нет уже способа этому противостоять…
— Есть, конечно. Только, Виталь, мне и за людей обидно.
Угу. Как же.
— Ну люди не так уж много и потеряют. Большинство вообще перемен не заметит.
Дядя Леша пригляделся к столу, вытащил соленый огурец и задумчиво им захрустел.
— Ты прав, в общем-то. Но и не прав одновременно. Потом поймешь, когда в мои года войдешь.
Возраст. Последний довод тех, кому не хочется проигрывать.
— Что за спор? Когда драться начнете?
— Никакого спора, бать, просто встреча «поколения Пи» с «поколением Гы».
— Ты не путай! Это я — поколение Пи. У нас Пи еще тот был… вот вы — уже Гы. А Вит — это поколение… Виталик, какое?
— Новое, деда! Нам кличек не нужно, можете говорить «те самые»!
— Та самая молодая шпана…
— Деда, что нужно людям?
— В смысле? — Дед, высокий, сутуловатый, красиво поседевший, насмешливо поднял бровь.
— Республика им нужна, с правом выбора, или федерация, с четкими законами?
