должны быть освобождены как можно скорее. А уже потом будем думать, как отплатить грекам за это оскорбление. Мы свое возьмем. Это необходимо и даже неизбежно. Не за тем мы пришли в Таврию, чтобы оставить по себе память как о раззявах, у кого военную добычу отнять легче, чем у пятилетнего мальца морковку. Наши предки оставили здесь о себе иную память, и мы ее не опозорим. И докажем грекам, что они напрасно забыли Бравлина, Аскольда и Олега.
К полудню приехал доместик фемы Марк с целой дружиной в две сотни отроков с комитом во главе.
– Поклянись твоим богом, что мой брат Асмунд жив и здоров, – кивнув в знак приветствия, сказал ему Хельги и показал на епископа Никодима: – Надеюсь, перед лицом его высокого служителя ты не солжешь мне.
– Свидетель Бог – архонт жив и… почти невредим, – буркнул Марк со своим обычным угрюмым видом; его глубоко посаженные глаза блестели, как два мокрых черных камешка. – И его люди тоже.
– Что значит «почти»? – Хельги требовательно взглянул на него, а в душе облился холодной дрожью, вспомнив о том, как любят греки калечить своих противников. – Я понимаю, что мой брат не отдал оружие добровольно, стоило его попросить, но что произошло?
– Его… ударили кувшином по голове, – с неохотой ответил Марк. – Он потерял сознание. Но потом пришел в себя.
– Голова разбита?
– Нет, насколько я знаю. Он был в своей хазарской шапке. Может, он и не совсем здоров сейчас, но оправится. Владыка, – Марк поклонился епископу, – эти варвары не причинили тебе вреда? Не нанесли обиды?
– Господь сохранил нас, – кивнул тот.
– Пойдем, я покажу тебе добычу, – предложил Хельги.
Все захваченное в Самкрае было вынесено из лодий и сложено в расселине под скалой, где добычу было удобно охранять. Пока шли через стан, русы толпились по сторонам и не сводили с греков угрюмых взглядов; с вызывающим видом упирая руки в бедра, словно показывая свои хазарские пояса с бляшками, или опираясь на ростовые топоры и копья, они молчали, и это давило сильнее, чем даже буря бранных возгласов. А Хельги был так спокоен, будто вел купца, который собирался расплатиться за полученное золотыми номисмами.
При помощи греческих отроков осмотрели добычу: серебро, оружие, ткани, драгоценную посуду, запасы вина и пряностей. Отложили имущество, захваченное в церкви – шелковые алтарные покровы и одежды священнослужителей, серебряные и золоченые сосуды, кресты, иконы-складни из серебра, книги в дорогих окладах. За несколько веков существования в богатом торговом городе, где было много христиан еще со времен ромейского владычества, самкрайский собор накопил немало богатства. Среди прочей добычи нашлось много серебряных и позолоченных, отделанных жемчугом и самоцветами окладов с икон: двести лет назад в Самкрай бежало немало поклонников икон, которых в ту пору гнали в самой Василее Ромеон. Они привезли сюда свои сокровища, и у их потомков дорогие оклады были отняты русами. Эти вещи доместик Марк тоже желал получить, но Хельги указал на условия: выдаче подлежит епископ с имуществом собора и пленные христиане, но не добро тех христиан, которые остались в Самкрае.
– Не стоит перегибать лук, иначе он лопнет у тебя в руках, – заметил ему Хельги. – Мне стоило немалого труда удержать моих людей от возмущения и склонить их принять ваши условия. Если же ваши требования будут расти на каждом шагу, то начнется бойня. Прямо сейчас.
– Твой брат будет казнен, – угрюмо пригрозил Марк.
– Но ты этого уже не увидишь. И твои люди тоже, нас ведь здесь втрое больше.
Справедливость этого довода Марк признал и согласился принять половину окладов, как и всего прочего. Отделив свою часть, наложил свинцовые печати со знаком креста и надписью: «Господи, помоги рабу Твоему Кириллу, стратигу фемы Херсон».
– Мы привезем это в гавань, там на причале и совершим обмен, – предложил Хельги. – Надеюсь, еще до вечера с этим делом будет покончено.
– Поклянись мне на твоем оружии, – Марк кивнул на меч у пояса Хельги, – что вы показали мне все захваченное в Таматархе и ничего не утаили.
– Иди за мной.
Хельги привел его к своему шатру, где снаружи возле полога были сложены пять больших ларей. На одном сидела Пестрянка, прикрываясь краем шелкового покрывала от солнца, и ожидала, чем закончатся переговоры.
– Это доля моей жены, – пояснил Хельги, показывая на лари. – Она была исключена из общего дележа, поскольку отвага королевы дала нам всем возможность войти в город. Желает ли стратиг Кирилл, не бывавший в городе, получить половину имущества женщины, от которого отказались побывавшие там?
Пестрянка одарила Марка высокомерным взглядом.
– Если стратигу Кириллу нужна половина моих платьев, он получит их, – надменно заверила она.
Как ни мало развито было воображение доместика фемы, даже он невольно увидел стратига Кирилла, одетого в женское платье. И покачал головой:
– Твои платья нам не нужны.
– Значит, дело наше закончено, – с удовлетворением завершил беседу Хельги.
А угрюмые русы все так же молча стояли вокруг, и от их взглядов даже под жарким солнцем пробирала дрожь.
