и мы с ним договоримся, уже на днях все остальные заложники получат свободу. Это войдет в условия нашего уговора, и мне они больше не понадобятся. Все понятно? Старшим будет Моше сын Рафаила.
Подросток с пышными черными кудрями вскинул голову.
– Моше, тебе все ясно? – Хельги обращался к нему так, будто перед ним был один из собственных хирдманов. – Ты не струсишь?
– Нет, – Моше взглянул на него исподлобья. – И я знаю Песаха. Он бывал у нас в доме. Два года назад.
– Отлично. Напомни ему о твоем отце. И заодно имей в виду, что если все сложится, как я задумал, то торговля твоего отца в Киеве пойдет еще выгоднее прежнего.
Сын рахдонита усмехнулся, – видали мы ваши выгоды! – но все же кивнул.
Послом при этой дружине Хельги назначил Синая. Все трое киевских жидина как приехали, так и уехали из Самкрая с русами. Даже Иегуда, который все жаловался на здоровье и время проводил лежа, не посмел остаться в городе, хорошо понимая, что на него немедленно обрушится страшный гнев горожан – ведь это он, можно сказать, своими руками провел Хельги и его дружину через ворота. И хотя киевские жидины были жертвами коварства Хельги почти в той же мере, как и сами боспорцы, те едва ли прислушаются к этому доводу.
Иегуда болел, Ханука от огорчения опустился, обтрепался, забывал расчесывать волосы и целыми днями сидел возле старшего товарища, бормоча молитвы. Один Синай, самый молодой из троих, сохранял бодрость, более того – участвовал в сражении на перевале в рядах Асмундовой дружины. Особых подвигов он не совершил, но и не опозорился и держался мужественно, поэтому сам Асмунд и предложил Хельги отправить с поручением его.
– Я дам тебе лодью и дружину, – сказал Синаю Хельги, сам улыбаясь при мысли об этом посольстве. – Отправил бы отроков одних, но боюсь, они не найдут на побережье стан Песаха или их не пропустят к нему. Ты же, если приоденешься и расчешешь волосы, будешь вполне похож на посла.
– Приоденусь? – Синай усмехнулся и развел руками, будто показывая свой грязноватый и местами подранный кафтан из грубого льна. – Не скажу, чтобы на этой торговой поездке я много прибыли получил!
– Она еще не окончена. А кафтан я дам тебе новый, шелковый.
– Из добычи? – насмешливо осведомился Синай. – С плеча какого-нибудь несчастного рахдонита из Самкрая?
– С
– Благодарю тебя за доброту, – Синай поклонился, – однако Бог, Всесильный наш, хочет, чтобы сыны Израиля полагались на него, и за то Он питает каждого своей добротой.
В итоге посольство вышло немногим хуже всякого другого. Синай сидел в скутаре, одетый в новый кафтан, отделанный желтым шелком, слишком широкий для него, зато длинный, и вид имел вполне почтенный. Самкрайские отроки, выросшие в приморском городе, ловко управлялись со скутаром, ветер нес его вдоль скалистого берега на восток, а Синай, и прежде бывавший в этих краях, прикидывал, где может оказаться стан Песаха. Понятно, что искать его следовало вблизи водных источников, там, где есть трава для лошадей и дерево для костров. А значит, Песаху надлежит обретаться в зеленой долине близ Черной горы, куда добраться можно было за день – а при хорошем ветре и за полдня.
Вздымались над смарагдовым морем могучие серовато-желтые скалы – те самые, в которых Пестрянка по пути мимо этих мест видела великанов, то склонившихся к воде, то выпрямившихся во весь рост, будто на страже. Бока их были одеты травами, словно клочковатым зеленым плащом, потрепанным в битвах. Пестрянке, непривычной к этим видам, тогда все казалось, что эти великаны вот-вот проснутся и сойдут с места; боспорские же подростки лишь веселились, довольные, что вырвались из неволи и оказались предоставлены сами себе на прозрачных теплых волнах. Скутар под парусом нес их вперед, а они смеялись и даже пели, воображая себя героями, отправленными на подвиг.
Так миновали несколько бухт, где под крутыми склонами гор тянулась изогнутая полоска песка. Наконец увидели на холмах множество пасущихся лошадей.
– Это они! – закричал Моше. – Откуда здесь еще такие табуны – это хазары!
– Лошади хазарские, – подтвердил Утеней, сын торговца лошадьми. – Это войско булшицы!
Еще какое-то время скутар шел мимо гор, и отроки видели на склонах пасущиеся табуны, шатры, сотни людей у костров. В ближайшей бухте Синай велел пристать. Но тут обнаружился дозор: выход на берег охраняли два десятка конной стражи.
– Проваливайте отсюда, мальчики! – по-хазарски закричал им десятник. – Здесь вам не будет рыбной ловли, и лучше уносите свои юные зады, пока целы!
– Да наградит тебя Бог, Всесильный наш, за доброту! – крикнул в ответ Синай. – Но мы все же попросим твоего благосклонного позволения пристать. Дело в том, что у нас есть поручение к самому досточтимому булшицы Песаху, и нам необходимо увидеться с ним.
– Что? – Десятник подъехал поближе, конь его ступил в мелкие волны прибоя. – К булшицы? Кто вас послал?
– Страшусь вымолвить это, но меня послал сам Хелгу-бек, старший над войском русов, что сейчас стоит неподалеку от Сугдеи. Он велел мне почтительнейше передать его дружественные речи досточтимому булшицы. А меня зовут Синай бар Шмуэль, хотя мое скромное имя слух досточтимого булшицы никогда еще не тревожило.
