славянском языке, многие имели два имени – тот же Асбьёрн для матери был Кудояр, а у Кари, Вибьёрна и Радорма, сыновей Трюгге, два младших брата звались Любомил и Мысливец. А главное, старые варяжские роды понимали правоту молодого князя: постоянное обладание Киевом могло дать от сбора дани и торговли не меньшие доходы, чем полное разграбление Царьграда – один раз.
– Видно, эта доска проклята! – крикнул Вибьёрн, не желая сдаваться. – Кто на нее садится, тот становится робким и осмотрительным. Сперва Олег, теперь ты…
– Что ты сказал? – С изменившимся лицом Ингвар соскочил с престола и рванулся к Вибьёрну. – Я стал робким? Да я тебе сейчас, рожа жеребячья…
– Та-абань! – с нажимом произнес знакомый голос у него за спиной, две руки легли на плечи и развернули. – Ты – князь! – почти ласково, но очень твердо сказал Мистина, сверху вниз глядя в лицо побратиму. – Тебе теперь нельзя всякую глупую морду своими руками бить. Не стоит она того. Так что обожди. – И, обойдя Ингвара, потянул с себя кафтан.
Гриди заорали, старики засмеялись. Как и сто лет назад, как при Олеге, Аскольде, Харальде Боезубе и Рагнаре Кожаные Штаны, при Хальвдане Старом и Скъельде сыне Одина, этот простой способ решить, кто прав, оставался самым действенным.
Вскоре Мистина ввалился в избу к Эльге, нагнувшись и зажимая нос ладонью, чтобы кровь не капала на сорочку. Братья Вибьёрна тем временем выпрашивали у Беляницы кусочек сырого мяса – приложить к разбитому глазу. Никто из двоих не собирался причинять сопернику настоящих повреждений, просто камень очага и ножка стола об этом не знали, а у Мистины после полученного в отрочестве перелома носа от любого удара по нему шла кровь.
Но зато никто в гриднице уже не сомневался: за Киев надо держаться крепче. Будет берег – скутары построим, а не будет берега – куда возвращаться зимовать? Князь лучше знает, ему с престола виднее. К тому же именно Ингвар вел свой род от Харальда Боезуба, а значит, Хальвдана Старого, Скъёльда и Одина. И уже поэтому в любом подобном споре он был наполовину прав изначально.
Прошли и для норманнов времена, когда они жили на лодье и обретали могилу в морских волнах…
– Снимай! – Эльга прижала платок к носу Мистины и дернула за рукав сорочки. – Еще чего не хватало – придешь домой весь в крови, Ута увидит, перепугается…
– И ребенок родится с пятном цвета крови на пол-лица… – прогундосил Мистина сквозь платок.
– Тьфу на тебя! От слова не сделается!
– Расстегни! – прижимая платок кносу, Мистина кивнул вниз, имея в виду свой пояс.
– Не на ту напал! – Эльга перехватила платок и освободила ему руки. – Сам справишься.
Если бы она расстегнула ему пояс, это выглядело бы как приглашение на блуд. Но Мистина видел, что Эльга им довольна, и мог позволить себе пошутить.
Стащив с него сорочку и усадив на лавку, Эльга послала Мерав на двор за холодной водой из бочки. Там толпились гриди – вышли подышать и остыть после спора и драки. Сквозь оконце долетел возмущенный девичий взвизг, крик «Качака таки!» – видимо, шлепнули пониже спины или опять предложили: «Пойдем со мной за поварню, чего покажу». Посягать на пленниц Эльга гридьбе запретила, но не запретишь ведь то, что называется: «Да я пошутил просто».
Мерав быстро вернулась, правда, принесла только полкувшина – остальное расплескалось по дороге. И не диво, что пристают: когда Эльга к ней пригляделась, то обнаружила, что дочь Гостяты Кавара и правда самая красивая из всех хазарских пленниц – рослая, стройная, с правильными чертами лица, которым горбинка на носу придавала особую прелесть. При виде ее возмущенно вытаращенных глаз Мистина ухмыльнулся, отчего кровь потекла сильнее. Эльга покосилась на него, вспомнив их стычку на Свенельдовом дворе. Разглядел ведь, даже пока хазарка была вся зареванная!
Вторая девушка, Рахаб, была невысока, с раскосыми черными глазами, хоть и не красавица, но бойка и улыбчива. Обеих Эльга держала поближе к себе, понимая, как важно вернуть их отцам в целости.
– Вы там решали, кто будет вождем похода? – спросила Эльга, когда Мистина зажал нос намоченным в холодной воде платком и наклонил голову.
– Нет, – в таком положении разговаривать было неудобно, и голос его звучал глухо. – Мы решали, пойдет ли туда ближняя и большая дружина.
– А кто будет вождем, если не Ингвар? – Эльга смочила в кувшине другой платок, слегка отжала, подошла и положила Мистине на шею; он вздрогнул и поежился. Мельком она отметила, как красиво выглядят его голые плечи, если смотреть на них сверху (ей это сейчас удалось в первый раз). – Ты?
– Может, отец. У нас с Аськой еще нет такого опыта…
– Отправьте Хельги. Это именно то, что ему нужно – показать себя и отличиться. Основать там свою державу едва ли выйдет – бороться за… – Эльга оглянулась на двух хазарок и кивнула на дверь, – ступайте! – … те края с греками и хазарами ему не по зубам. Но зато он отвлечется на целый год, возьмет добычу, завоюет уважение людей…
Мистина приподнял голову и бросил на нее взгляд исподлобья.
– Это… он тебя просил похлопотать? – «клюй пронырливый», мысленно добавил он.
– Нет, это я сейчас подумала, когда ты сказал про красное пятно на пол-лица. Он ведь хочет Деревлянь, а я была бы совсем дурой, если б поверила, что
