Подоспела баранина. Гостям даже не пришлось вставать: отроки клали в миски по кусочку мяса, наливали понемногу отвара и с поклоном разносили по местам. Древляне и русы совали в рот мясо, отхлебывали отвара и торопились запить медом или вином.
– А теперь нужно рассказать о дроттнинг Сванхейд – мудрой матери Ингвара-князя…
Но теперь Мистину уже мало кто слушал. Опьяневшие древляне – особенно те, кто неразумно пил вперемешку вино, мед и пиво, – отвлеклись, заговорили о своем. Кто-то уже подремывал.
– Кабы всегда мы так… хорошо сидели, – приговаривал Обренко, приобнимая Остривоя. – Вы – русь, мы – древляне. Так и что? Хоть вы и от других богов род ведете, а все же мы – одного языка…
– Мы – корня дулебского! Только едва выросло Дерево, как сошел по нему с неба князь Дулеб – сын Перуна и Лады. И было у него три сына: Дулеб, Волына и младший – Кий…
– Мы из всех внуков Дулебовых – первый род.
– Князь Дулеб со Змеем бился, а как победил его, проволок дохлого за хвост – так Днепр появился. А как размахнулся, как забросил Змея за небокрай – там теперь горы Карпатские…
За спиной у Маломира начали петь:
Маломир сидел приосанившись, будто свадебная песня звучала уже в честь его новой женитьбы.
– выводили старейшины.
Слушая песню, Эльга слегка улыбнулась своим мыслям. Есть сказания о том, как муж, воротившись из далекого странствия, никем не узнанный сидит на новой свадьбе своей жены. И кончается этот свадебный пир побоищем между дружиной прежнего мужа и нового. Говорят, в песнях этих сохранилась память о том, как в глубокой древности власть передавалась от одного князя к другому через брак с княгиней. Кто одолеет – тому жена, тому и держава.
У нее, Эльги, получилось наоборот: она, жена, сидит на свадебном пиру своего мужа с новой невестой – белой Мареной. У этой соперницы не отбить жениха, не вернуть себе… Только проводить с честью, отдать все, что принадлежит ему.
Прямо перед ее глазами лежали его вещи, столь хорошо ей знакомые. Нарядные цветные рубахи, кафтан с серебряными пуговицами, который она столь часто видела небрежно брошенным на лавку или ларь. Платье мало ношено – не слишком-то Ингвар любил наряжаться. И от присутствия этих вещей казалось, что и сам он где-то рядом.
Сколько пиров отшумело за эти пятнадцать лет! Сколько раз она сидела возле него за столом, слушая дружинные разговоры, байки, похвальбу, ссоры! Вот так же говорил, не умолкая, Мистина, кого-то он мирил, кого-то сам Ингвар осаживал резким окриком, если слишком уж расходились. А теперь Мистина сидит рядом с Маломиром и поет, приобняв «будущего свата» за плечи:
Отроки выкатили на вершину новый бочонок меду. Эльга следила за лицом Мистины, но он был совершенно такой же, как всегда и на всяком пиру: оживленный и дружелюбный. Можно было подумать, что у них тут уже свадьба, а не поминки!
Эльга не успела заметить, как все началось. Еще пока все дружно пели, как «девицу он взял, девицу он взя-ал…», возле сидевших чуть дальше людей Сигге Сакса возникла какая-то замятня.
Отрок Владич подошел к Сигге с кувшином, потянулся через его плечо к подставленному рогу… и второй рукой ударил Сакса ножом под левую лопатку.
Понимая, что из всех гостей поминального пира наиболее опасен именно Сигге, Мистина собирался покончить с ним первым – раньше, чем кто-либо поймет, что происходит. Особенно сам Сигге – ибо если он успеет понять, то весь замысел окажется под угрозой.
Мистина хорошо знал, что Ингвар не уйдет на тот свет без достойного сопровождения. Вопрос был лишь в том, кто станет его посмертным спутником: древляне или киевляне во главе с женой и побратимом. Ему тоже упиралась в спину невидимая стена, давая знать: отступать некуда.
Нож сломался в руке у Владича: под свитой и сорочкой у Сигге оказалась кольчуга. Едва ощутив удар, тот почти безотчетно, привычным движением сгреб Владича за рукав, рванул вперед, мгновенно сгреб железным захватом за шею и свернул ее. Тело отрока рухнуло прямо на блюда и чаши, а Сигге вскочил с длинным ножом в руке.
Может, кто и удивился. Но не он.
Знак был подан. Отроки и челядины Эльги мигом бросили кувшины и блюда. В последнем бочонке не было меда: крышка отлетела в сторону, а под ней оказались торчащие рукояти ножей, мечей и топоров.
Резня вспыхнула, будто пук соломы над огнем. Отроки били всех подряд: сидящих и лежащих, поющих и дремлющих. Тех, кто успел подняться, и тех,
