Разлад между русью и древлянами отравил всю мою жизнь, начиная с самого детства. Мое замужество стало жертвой этого разлада, мои дети были рождены себе на горе, и спасло их только чудо.
Но больше я не совершу этой ошибки. Я буду с моим русским родом и детей своих выращу в нем. Не важно, от кого из древних витязей они ведут свой род. Ведь русь – это не племя, русь – это дружина. Это паруса лодей, летящих вперед по рекам и морям, это железо мечей, способных постучаться в ворота самого Царьграда. И даже скорбя о павших, мы будем помнить: мы – победители, а значит, наши мертвые радуются вместе с нами.
Алдан ждал моего ответа. Я повернулась к нему и сказала:
– Поговори с княгиней. Можешь передать: я согласна.
Персоналии
Вместо послесловия я лучше поведаю кое-что о лицах, которые не являются порождениями моей фантазии.
Источником многих упоминаемых в цикле имен является список лиц, от имени которых заключался русско-византийский договор 944 года. Лиц этих там около двадцати, и, по мнению современных исследователей, они являлись «главами субъектов федерации», составлявших Древнерусскую державу в середине второй половины X века. Они были достаточно самостоятельны, чтобы иметь собственные внешнеполитические интересы, но состояли под рукой «великого и светлого» киевского князя. Более ничего об этих «субъектах федерации» наука на сегодняшний день сказать не может. Также и о людях этих сведений нет. Высказывались предположения, что все они были родственниками Игоря и Ольги – часть из них, очевидно, да, но едва ли все. Каким именно регионом каждый из них владел, где проживал и кем приходился остальным – одни догадки. Из списка в роман попали следующие лица:
Альдин-Ингвар (Ингвар Старик) – в списке князей упоминается некий «Игорь, племянник Игоря». Прозвище я ему придумала сама, чтобы не путать с киевским дядей. (В поездке в Царьград Ольгу тоже сопровождал какой-то племянник, не названный по имени.)
Володислав и Предслава. В словарях значатся как «русский князь» и «княгиня русская». Одни из немногих очевидно славянских имен в списке. Были ли они родственниками Игоря и Ольги – неизвестно. А вот в родстве со следующими поколениями киевских князей они, весьма вероятно, состояли. А именно – с Владимиром Крестителем. Его старшую дочь звали Предславой, и это имя впоследствии стало самым популярным женским именем среди династических имен Рюриковичей. Имя Володислав в этот список не вошло, но оно перекликается с именем самого Владимира: «Володи-мер» и «Володи-слав». Подобный принцип образования династических имен был широко применим в раннем Средневековье Руси и Европы. Поэтому, хоть доказать тут ничего нельзя, факт этого сходства наводит на мысль о родственной связи.
Сванхейд и Ульв волховецкие. Сванхейд – вероятно, исходная форма имени, которая в нашем списке значится как «Сфандра, жена Улебова». Кто был этот Улеб – неизвестно, но если посла отправила его жена, а не он, надо думать, что в 944 году его не было в живых. Родителями Игоря их сделала я (поскольку в его родство с Рюриком совершенно не верю).
Хакон – по списку, «Якун, племянник Игоря». Причем неизвестно, которого из двух Игорей этот Якун был племянником – киевского князя или его племянника. Не ввязываясь в эти дебри, мы дали Игорю Киевскому младшего брата по имени Хакон.
Ута. Упоминается в самом конце списка.
Сверкир, князь смоленских кривичей – «Сфирька».
Тородд – «Турд».
Далее те персонажи, которые обнаруживаются в других источниках.
Добрыня, Малуша, Мал, Мальфрид. В паре Добрыня – Малуша брат стал не просто знатным воеводой и основателем целой династии новгородских посадников, но и героем былин – заместителем образа громовержца-змееборца, а сестра произвела на свет Владимира Крестителя. О происхождении этой пары строится множество предположений, более-менее фантастических. Их отцом летопись называет «Малка Любечанина», и давно уже его отождествляют с последним древлянским князем Малом. Есть разные версии, пытающиеся объяснить эту «двуликость» отца Добрыни и Малуши: как сюжетные (Ольга взяла его в плен и поселила в Любече), так и чисто текстологические («Малк Любечанин» возник как результат неправильно понятого переписчиком более раннего текста). Легенда, кстати, о его конце ничего не говорит: логично думать, что он погиб на каком-то этапе киевско-древлянской войны, однако прямого указания на это нет.
Сами имена «Мал» и «Малуша» заметно противоречат практике княжеского имянаречения. Сохранив Мала как персонаж, я дала ему имя болгарского князя Маломира, жившего на сто лет раньше, чтобы как-то примирить материалы легенд и этой практики. (Хотя сама я сильно подозреваю, что «князь Мал» – персонаж чисто литературный и имя его образовано от имени Малуши, а не наоборот.) Насчет Малуши есть еще одно соображение. В летописи под 1000 годом имеется лаконичное сообщение «Представилась Малфредь». Кто она такая – не указано, как будто все, по крайней мере современники, и так это знали. Так широко известна, пожалуй, могла быть только мать князя, благодаря чему давно уже было высказано предположение, что эта Малфредь и Малуша-«ключница» – одно и то же лицо. Имя Малуша напрямую не выводится из имени Мальфрид (германского по происхождению), но если бы древние славяне, не знакомые со звуком «ф», попытались сказать «Мальфрид», они бы споткнулись на четвертом звуке и у них получилось бы «Мал…» плюс какое-то простое окончание. Женщина по имени Мальфрид, дочь Сванхейд и Ульва, сестра Игоря, – попытка объяснить, как это имя могло попасть в родню первых Рюриковичей. Таким образом, генезис персонажей легенды мне представляется следующим: мать Владимира звали
