Ольга, княгиня русской дружины

шелковым кафтаном. – Иные из нас знают тебя по двадцать лет. У меня вот за эти годы ни разу не возникло сомнений, что ты – сын своего отца. Ты понимаешь, о чем я. Нам было нечего желать, пока был жив Свенгельд. Нас боялись древляне, нам завидовала киевская дружина. Когда Ченгеле, человек князя Зольты, ехал к печенегам сватать невесту для Такшоня, он пил у нас и говорил, что угры и их вожди уважают Свенгельда не меньше, чем любого из князей Руси. А когда год спустя Сабанай-бек и Тонузоба везли ее туда, они тоже были у нас и менялись дарами со Свенгельдом, как равные с равным. Мы не хотим, как говорили у меня на родине, скатиться с перины на солому. Нам нужен вождь, который сумеет сохранить все, чего мы добились. И мы верим, что ты не посрамишь памяти своего отца.

Мистина еще раз окинул взглядом гридницу. На всех лицах отражалась поддержка этой речи и ожидание, что он скажет «да».

– Давайте сядем и поговорим, как разумные люди, – предложил он и первым направился к столу.

На сиденье своего отца он даже не взглянул. На второе почетное место, напротив хозяйского, – тоже: при пустом первом его как бы не было.

Мистина сел, перед ним расселись старшие хирдманы.

– Поскольку здесь нет чужих ушей, я буду говорить прямо, – начал он. – Мой отец заслужил право самовластно управляться в Деревляни, и я не сомневаюсь, что вы, его дружина, заслужили все те блага, которые он вам давал. Но те из вас, кто в последние годы бывал в Киеве, знают, как этому «радовалась» Ингварова гридьба, а заодно тамошние бояре и боярцы. Я-то знаю, сколько сил мне и Ингвару приходилось прикладывать, чтобы отца не тревожили в его владениях. Нам не раз приходилось уводить людей в дальние походы, – то вверх по Днепру на смолян, то вниз на печенегов, – лишь бы они не посматривали в сторону Припяти и не считали ваши доходы. И не делили их между собой… Но никто не вечен. Есть вещи, которые человек уносит с собой на тот свет, – и я имею в виду не цветное платье и дорогое оружие. Иной раз человек уносит с собой права, которые давались только ему и не могут быть переданы по наследству.

– Не слышал я, чтобы у человека королевского рода были такие странные права! – воскликнул Сигге Сакс. – То, что человек завоевал своим мечом, отнять у него можно только другим мечом!

– Это был меч Ингвара, – напомнил Мистина.

– Да Ингвар был ребенком! Правда, Эллиди?

Толстяк кивнул.

– Ингвар был юн, но он уже тогда был князем, – возразил Мистина.

– Врешь! – добродушно, но твердо перебил Рановид. – Ингвар был не князем, а всего лишь братом князевой жены. И заложником от Ульва. Мы-то помним.

Его брат Туробор закивал. Их отец, Свеньша Толстоносый, приходился двоюродным братом Свенгельдовой матери и был в числе товарищей воеводы, когда тот перебрался из Ладоги в Волховец. Сам Свеньша давно умер, но двое его сыновей, Ранобор и Туробор, остались в дружине. Третий и четвертый их братья торговали солью и сейчас были в поездке.

– Тем не менее Ингвар был заложником королевской крови и близким родичем князя Олега Моровлянина, – гнул свое Мистина. – К тому же на его стороне была удача – вы ведь все знаете, как и в чем она проявилась? Она сказалась и тогда. Эта удача была мечом, а мой отец лишь рукой, которая его держала. Один без другого, они стоили бы куда меньше. Мой отец не посрамил своего юного вождя и в награду получил древлянскую дань. Между ними – и Ульвом волховецким, который тогда еще был жив, – все было ясно оговорено. С Деревлянью воевала Русская земля, держава Олега Вещего. А вовсе не Свенгельд, сын Халльмунда. И владеет ею Русская земля. В ней даже не сменился князь. Все это, – Мистина обвел рукой гридницу, хотя имел в виду не ее, а землю за ее стенами, – принадлежит Ингвару. Я уже знаю, как он намерен этим распорядиться. Он не называл имени того, кто сменит моего отца. Но мне даже было не слишком любопытно его услышать, ибо новый посадник будет получать лишь треть дани и половину мыта.

По гриднице пролетел негодующий вздох. Этим людям сейчас сказали, что отныне они станут в три раза беднее.

– И ты ничего не хочешь с этим сделать? – насмешливо воскликнул Эллиди, будто не верил в такую возможность.

– Я знаю, что Ингвар ничего не может с этим сделать! Если он оставит все как есть, это будет означать, что Киев отказался от прав на Деревлянь. Ведь киевскому князю будет все равно, собирает кто-то дань с древлян или нет, если ему из этой дани так и не достанется ни веверицы. Этого не потерпят те люди, чьи отцы сражались за нее. И в Киеве будет новый мятеж. – Мистина взглянул в холодные глаза Сигге Сакса, напоминая о том, о чем хорошо знали они двое. – Сын Ингвара уже почти взрослый. Но все же не настолько, чтобы принимать взрослые решения. Если князем станет Святослав, править будет Асмунд. И я вас уверяю – пройдет немного времени, как здесь водворится со своей дружиной кто-то из его братьев.

– Так ведь Асмунд – родной брат твоей жены!

– И как раз поэтому я могу быть человеком Ингвара, но не могу быть человеком Асмунда. И Асмунд не станет поддерживать меня, если я откажусь делиться с ним данью. А долго ли мы здесь удержимся, если древляне будут знать, что за нами больше не стоит Русская земля?

– Если все так, как ты говоришь, – вступил в разговор старый кузнец Несветай, – нам невелика разница, Ингвар останется князем или будет его сын. Мы не нужны никому из них.

– Ингвар будет очень рад, если вы останетесь здесь… на новых условиях. Ведь никто лучше вас не знает Деревлянь и ее жителей.