захватил Бьёрко. Но потом ему одна пророчица пообещала вечную славу на Восточном Пути, и он пошел туда. У него, знаешь ли, засела в голове такая мысль: создать королевство из виков.
– Из виков? Это как?
– Ну, ты представь, что Дорестад, Рибе, Хейдабьюр, Бьёрко, Готланд, Каупанг, Альдейгья – все принадлежат одному конунгу.
– Как Харальду Боезубу? – усмехнулся Рагнвальд, знавший, что тот несокрушимый старик, проживший сто пятьдесят лет, владел всеми странами, о которых знал.
– Да нет. Ты не понял. Боезуб владел странами целиком. Собирал дань, и все такое. А Хродрик хотел владеть только виками. Без прочей земли. Чтобы ему принадлежали только вики – в Свеаланде, Ютландии, на Северном Пути, на Восточном. Все торговцы платили бы ему дань, а он бы зимой жил по очереди в каждом, а летом ходил бы в море охранять торговые пути от разбойников. Я бы на его месте выбрал себе для поселения Готланд, но ему, говорят, больше нравилась Альдейгья. В этом есть смысл. Ведь без Альдейгьи все остальное стоит не дороже половины от нынешнего. Оттуда же идет серебро, шелка и прочие товары из Грикланда и Серкланда. Вот он и поехал, хотел захватить ее. И, говорят, захватил на какое-то время, прожил там пару зим, потом ушел дальше на юг. Выстроил себе город, подчинил окрестные земли, даже однажды прислал сюда хорошие меха. Но потомки Ингвара собрались с силами и убили его, а сами заняли его место. А его владения на наших морях поделили племянники.
– Хороший замысел был! – восхищенно протянул Рагнвальд, вдумавшись. – Королевство виков! И народ, состоящий из торговцев и дружины на кораблях!
– Его люди так себя и звали – гребцы. Я слышал, там, в Гардах, их под этим названием и запомнили. Их конунги с дружиной до сих пор себя так называют.
У Рагнвальда даже дух захватило. Рожденный близ богатого вика, он с детства знал множество саг о борьбе, которую конунги непрерывно вели за обладание этими поселениями купцов и мастеров. Покровительствуя вику, конунг защищал его от внешних нападений и внутренних раздоров разноязыкого «населения», что наполовину сменялось каждые полгода. Вел борьбу с другими вождями, тоже желающими собирать пошлины, с хёвдингами вика, которые предпочитали сами разбирать свои тяжбы и устанавливать порядки. Годфред Грозный, потомков которого Олав Старый сменил в Хейдабьюре, отличился тем, что однажды захватил в плен всех торговцев Дорестада и перевез к Слиасторпу, чтобы они жили и торговали там! Так и основали крупнейший вик Ютландии, на землях, до того населенных только фризами.
Но, кажется, никому еще не приходило в голову, бросив пашни, пастбища и ловища, создать державу из торговых площадей, причалов, лавок и мастерских. Конечно, управлять такой державой, разбросанной по разным берегам нескольких морей, оказалось бы нечеловечески трудной задачей, но зато она приносила бы невообразимые прибыли. И ее хозяин мог бы взирать на всех «земельных» конунгов, как орел на мух, ибо он держал бы в руках все, в чем они нуждались.
Размах и смелость замысла поражали воображение. «Конунг виков» даже не соперничал бы с Харальдом Боезубом или Иваром Широкие Объятья. Он мыслил на ярус выше, чем они.
– Ну, в общем, никто даже не знает, где его похоронили, – нарушил его мечтания голос Эйрика. – Я давным-давно расспрашивал Хакона ярла из Альдейгьи – это в его краях, но он не знает. Говорят, по их преданиям, Хродрику насыпали полную могилу золота… ну, ты знаешь, про многих так говорят. Только я не верю. Откуда у него взялось бы столько золота, его же всю жизнь выгоняли то из одного места, то из другого. Намечтал себе державу, а как до дела дошло… Он тогда был уже очень стар. Иные даже говорят: из ума выжил. Насчет ума не знаю, но удачу свою он к тому времени порастерял.
На Рагнвальда словно холодной водой плеснули. Он опомнился и чуть не засмеялся над собой. Вот именно – намечтал себе державу. Нет, мысль и впрямь неплоха. Но столько же войска надо, чтобы не только захватить, но и удержать все эти вики, обеспечить порядок в них и безопасность связующих путей! Только Одину под силу, что на своем восьминогом может мигом попасть куда угодно!
И уж точно не ему, последнему из ютландских Инглингов, утративших все, что приобрели.
Приглашал Рагнвальда к себе и Олав конунг с Адельсё. В отличие от жилища унылого Эйрика, где хозяйство руками рабынь велось кое-как, старший брат привольно устроился в старой конунговой усадьбе, где заправляла его жена, королева Бергдис. Ее старшая дочь – та, что собиралась уехать как раз туда, в Альдейгью, – умерла, но подрастали еще две. Сейчас это были девочки-подростки, едва успевшие надеть платья взрослых женщин с наплечными застежками, но при виде их гордой осанки и надменных юных лиц всякий понял бы: вот прекрасные девы королевского рода, из тех, ради кого начинаются войны!
– У нас заключались договора сначала с ярлами Альдейгьи, – рассказывал Олав, – потом с конунгами Скипстада – они его называют как-то вроде… напомни, Арне?
– Вол-хо-вейс, – подсказал кто-то из его людей, знающий словенский язык.
– Да. Конунги Северных Стран испокон веков ходили на Восточный Путь. Я могу тебе порассказать! – оживился Олав. – Что ты не приехал ко мне зимовать? Нам на всю зиму хватило бы разговоров!
Видимо, общество брата-соправителя его не очень вдохновляло, и Рагнвальд уже начал его понимать.
– Большое искусство – в немногих словах изложить самое важное, – заметил Рагнвальд, намекая, что хотел бы услышать только суть.
