седьмых родов. Князь утешил как мог: оказал честь, а к тому же позволил если не вернуться в родные места, то перебраться поближе к ним.
С Ловати в Киев Вестима увезли семилетним мальчиком – заодно с братом Соломкой и двумя сестрами, еще совсем тогда маленькими. Теперь Соломка – воевода Соломир вышеградский, одна сестра замужем за воеводой Одульвом, вторая – за самим Асмундом, двоюродным братом княгини Эльги и кормильцем Святослава. Чего же нет: рода она княжьего, даже получше, чем муж.
К нестарому вдовцу обычай повадлив: никто не осудит мужчину с домом и малыми детьми на руках, если он приведет новую хозяйку хоть через три дня после похорон прежней. Но Вестим любил жену и не спешил посадить другую на ее место. И даже рад был покинуть свой киевский двор, где все напоминало о прошлом.
И в такой же осиротелый дом, откуда едва выветрился след Марены, ему предстояло войти.
– Которые твои? – Соколина окинула взглядом стайку женщин-челядинок и воеводских детей. – Вон тот уж больно взрослый – ты тринадцати лет, что ли, женился?
Она смотрела на высокого, красивого лицом подростка лет двенадцати, который стоял в рядах отроков, самый юный из всех.
– Я уже меч ношу! – недовольно отозвался тот, и повернулся боком, показывая плечевую перевязь и рукоять: киевской работы, но с хорошим бронзовым набором. – А ты, стрыйка, глаза протри!
– Ты слишком вырос, она не узнала тебя, – сказал рослый темнобородый мужчина рядом с ним. – Будь жива, Свенельдовна! Хотя бы меня ты помнишь? Я – Алдан, а это – Велерад Мистинович, твой братанич.
– Это ж наш Велесик! – крикнул Улеб, который сам и подал мысль, что младшему брату, получившему меч, самое время начать ходить в походы с князем.
– Алдан, не желающий в Валгаллу! – со смехом припомнила Соколина. – Тебя-то я узнала. А это неужели Мистины сынок! – Она подошла ближе и взяла подростка за плечи. – Прости, любезный! Я уехала, тебе ведь шел седьмой год? А теперь ты вон какой витязь вырос! Скоро с отца будешь ростом!
– И буду! Я вон меч получил, – уже снисходительнее повторил отрок и позволил сводной сестре отца себя поцеловать. – Забыла, как мы на Игренце вместе куковали?
– Где уж такое забыть! И сейчас еще, бывает, во сне его вижу! Как мать? Что сестры? Все уже замужем? Ладно, после поговорим! Сперва устроим всех вас.
Соколина понесла свою потерю уже более четырех месяцев назад, и в доме, как и в городце, никаких следов горестного разлада не сохранилось. Даже сама хозяйка, хоть и носила «печаль» первого года, не выглядела скорбящей. Срок, когда обычай предписывает причитать, давно миновал, и она держалась спокойно, только улыбалась как-то криво, будто для вида, а сама уже ничего не находила смешным.
– Дань получили? – спросила она, проведя гостей в гридницу.
Для воевод и гридней уже все было готово: дружинные дома вычищены, тюфяки, набитые высушенной осокой с душистыми травами, раскатаны, подушки из пуха рогоза разложены, дрова заготовлены, бани затоплены, каша сварена, хлеб испечен. В пекле каменной ямы со вчерашнего дня дожидалась княжьего ножа туша бычка. Прямо во дворе стояли бадьи и лохани с чистой, прохладной колодезной водой и возле них деревянные чарки: Соколина хорошо представляла, что такое возвращение дружины из похода по летней жаре. В гриднице на столах стояли бадьи с квасом, на который и накинулась Святославова ближняя дружина. Большую дружину десятники разводили по избам: раскладывать пожитки, доставать чистые сорочки и собираться в баню. Для пропотевших за долгий путь рубах и портов уже стояла на дворе волокуша: челядинки повезут на реку мыть. В предбанных сенях высокой стопой лежали полотенца простого серого полотна.
– Все приехало и уже дальше отправлено! – ответил Святослав, оторвавшись от ковша с квасом. – Я смотрю, у тебя тут все слажено, и без воеводы управилась. Неужто правда ты сама в полюдье ходила?
– А чего не пойти? – Соколина отпустила ему свою новую кривоватую ухмылку. – Муж-то после Коляды сразу слег. А все из-за тебя, дурака! – Она постучала кулаком по наклоненной голове Святослава.
– Почему? – Он удивленно поднял глаза.
– Помер он из-за тебя, считай. Ты чего невесту-то свою забросил? Обручился, и будто не было ничего! А тут люди волнуются. Девка томится. До того дошло, что затеяли ее в Полоцк отдавать. Акун и повез ее к тебе. Прямо в Киев повез, посреди зимы. Умыкнул, считай, Станята потом вдогон бежал. Да Акун и свалился совсем, до Ршанска только полпути одолели. Чего ты не забрал ее вовремя?
– А это дело что… – Святослав нахмурился, вспоминая. – Совсем никак не уладили?
– Кому улаживать, если ты здесь ни разу за столько лет глаз не показал?
– Ну… Матушка…
– Ты кто – детище беспортошное? Здоровый лось вырос, давно жениться пора, а сам такого дела устроить не можешь, все на матушку киваешь? На сорок снопов тоже матушку с собой позовешь?[17] Чтоб подсобляла?
Святослав не мог не засмеяться при этом; Улеб и гридни вокруг тоже развеселились.
– Не, погоди. – Святослав сел, держа на коленях ковш с квасом и иногда отпивая. – Нас обручили, когда отец сюда ходил ратью, Свинческ взял и
