парень, которым он был вчера… нынче утром. Еще утром он ничего не понимал… ни в чем, кроме драки. А сейчас вдруг разом понял… еще много всякого… Но это всякое навалилось сразу лавиной и не помещалось в голове. Как будто чья-то рука отдернула завесу и он обнаружил, что до сих пор видел лишь половину всемирья. Сердце сильно билось, по жилам растекалось удивительное ощущение легкости и силы – казалось, можно взлететь.
Ясно стало одно: он чуть не совершил огромную ошибку. Чуть не упустил величайшую удачу. И едва-едва успел поймать жар-птицу за хвост. Теперь главное – не выпустить. Пусть даже руки палит жаром.
– Ты не поедешь к Всесвяту. – Святослав придвинулся еще ближе и, не пытаясь больше прикоснуться к Прияне, склонился к лицу, чтобы заглянуть прямо в глаза. – Ты поедешь со мной в Киев.
Глава 8
– Там, это… Войско идет!
Равдан поперхнулся квасом. Только сейчас он отослал, как уговорились, Стрешню за Нечуем с Прияной, но почти сразу тот стрелой прибежал от реки с этой новостью.
– Где?
– Ну, с Двины! Большое, лодий сорок!
Равдан бросил ковш и со всех ног кинулся во двор.
– А ну все на берег! – заорал он, вертя головой, окидывая взглядом свою и местную дружину. – Вооружились! Щиты! Бегом! Ворота закрой! – крикнул он Всесвяту, хватая собственный шлем.
Он провел в Полоцке один день и выяснил, что здесь как. Тело Городислава уже привезли, возложили на краду, прах погребли. Всесвят с надеждой ждал невесту, о варягах или голяди никаких тревожных слухов не поступало. Жители Креславля обещали немедленно прислать гонца, если заметят с голядской стороны признаки близкой опасности. Но Всесвят, как и его родич Велизар, твердо верил, что нынешним летом варяги через голядь не прорвутся, а до следующего надеялся накопить сил.
Тем не менее над Полоцком висело чувство тревожного уныния. В небольшом городце помещался только князь с родней, зато вблизи серели крыши двух-трех весей. При давних дедах поставленный частокол обветшал, крепивший его невысокий вал зарос травой. Вся семья ходила в печальных срядах, но княгиня Горислава уже выселилась в отдельную избу вместе с обеими дочерьми и клялась Равдану, что будет нянькой при детях Прияны, лишь бы не сгинул род.
Всесвят, кстати сказать, в рассуждении этого подавал неплохие надежды. По его подсчетам, ему набежало не более сорока пяти лет. Светлые волосы его немного поседели, лицо покрылось морщинами, но в целом этот среднего роста мужчина был здоров и крепок для этих лет. Равдан с облегчением убедился, что Прияне не придется держать дряхлого мужа возле печки и кормить киселем с ложки.
– Мой отец второй раз женился, был старше тебя, – сказал он Всесвяту. – Троих мальцов еще заделал.
К свадьбе все уже приготовили: привели быка, зарезали, заложили в каменную яму жарить, чтобы к завтрашнему дню поспел. Не хватало лишь невесты…
Полоцк на своем холме стоял далеко от реки – почти за поприще. Берег Двины от ворот виден не был: между ними петляла Полота, густо обросшая ивами и кустами. Впереди своей сотни и мужиков, спешно собранных из весей, Равдан бегом бежал от городка к реке – только там следовало встречать врага и попытаться нанести ему как больше урона при высадке. Бросив взгляд вниз по течению, Равдан ожидал увидеть полсотни лодий, набитых варягами или голядью – но не увидел ничего.
Зато с другой стороны…
Над первой лодьей развевался на высоком древке красный стяг с белым соколом, падающим на добычу. Равдан только успел отметить, что уже когда-то видел этот стяг, причем со своей стороны поля. Два десятка отроков гребли, а на высокой корме, под стягом, сидела Прияна, в своей белой сорочке и красной поневе сама похожая на стяг. Это было так красиво, но и так удивительно, что Равдан опешил и застыл в нерешительности. Знать бы, как это понимать!
И лодьи шли не с той стороны, откуда ждали грозы. Не снизу Двины, а сверху. И Прияна сидела такая по виду невозмутимая, будто все это ее люди. Но где она их взяла? Мелькнула даже мысль – чародейство какое-то…
Увидев свояка, Прияна помахала. Успокоила, называется.
Первая лодья подошла к берегу, отроки положили весла, несколько их выпрыгнули на песок, подтолкнули лодью. Один подошел к Равдану и остановился в трех шагах.
– Ты ведь и есть Равдан, воевода смолянский? – спросил он с самоуверенностью, совершенно неприличной безбородому отроку перед зрелым мужем и воеводой.
– Ну я. – Равдан чувствовал, что должен знать этого парня, но не мог вспомнить, где его видел. Тянуло дать ему по шее – чтоб старших уважал, но что-то в глубине души останавливало.
– Я тебя знаю, ты с нами на Деревлянь ходил, – продолжал парень, и это «я тебя знаю» звучало почти как похвала. – Ну, зимой, когда мстили за отца
