вообще происходит!
В панике завертелся по сторонам, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Ясно одно: оказался на улице – над головой луна и небо в разрывах облаков. Плечо то и дело задевает какая-то ветка, под ногами неровная твердая поверхность, земля наверное. Рука сжимает что-то длинное, вроде как черенок от лопаты.
Немного очухавшись, вспомнил про запасной небольшой фонарик в нагрудном кармане. Вскоре желтый луч прорезал темноту. Какой-никакой, а свет. С его помощью смог сориентироваться и осмотреться.
Оказалось, что я нахожусь в одиночестве в каком-то березняке. В руке и впрямь почему-то саперная лопатка. До здания, где ночевал, метров двести. И холодно так, что зубы стучат.
Помотал головой, соображая. Не проснулся, что ли? Все еще сплю? Ущипнул себя за руку. Ай! Больно. Значит, наяву. Выходит, во сне встал, вышел наружу и утопал хрен знает куда! Да еще и лопатку зачем-то прихватил. Что за дела?! Вроде никогда лунатизмом не страдал.
Поеживаясь от холода и тревоги, рысцой побежал обратно. У входа на пустых ящиках сидел часовой по прозвищу Сухарь, отмычка как и я. Он встретил меня сонным взглядом, но ничего не сказал.
Пришлось спросить его:
– Ты видел, как я выходил?
– Да, конечно. А чего тебя так трясет? Тепло вроде.
Бочка и в самом деле неплохо согревала наш закуток, да и на улице стоял отнюдь не мороз. Но меня все еще бил колотун – от нервов, не иначе, хотя потихоньку начало отпускать.
– Продуло, – я кивнул на место, где спал. – Там по ходу сквозняк… Сухарь, ты мне лучше скажи: я с открытыми глазами выходил?
– Че-го?! – Он посмотрел недоуменно и едва удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска.
– Так с открытыми? – настаивал я.
– Да… вроде.
– А зачем выходил, сказал тебе?
– По нужде.
– Так и сказал? – Не помню, чтобы говорил такое. И как мимо Сухаря проходил, не помню. – А тебя не насторожило, что у меня в руках вот это? – Я показал лопату.
– Слышь, Трын-трава, – начал раздражаться часовой. – Ты чего до меня докопался? Тебе заняться нечем? Если спать не хочешь, может, сменишь меня, а?
– Обойдешься. До моей вахты еще час. Так что бди. И это… Кто мимо будет проходить, присматривайся к ним, ладно?
– Зачем? – Его взгляд стал напряженным. – Что-то случилось?
– Пока не знаю, – честно признался я и пошел обходить спящих людей.
Все оказались на месте, не хватало только Бородача. Интересно, он все-таки отважился на побег в одиночку? Или вышел во сне, как и я? Спальник и вещи были на месте, но это еще ничего не значило. Я постоял над рюкзаком Бородача, так ничего и не решив.
Пришлось вернуться к Сухарю.
– Не спится? – Он насмешливо прищурил светло-карие, почти желтые, кошачьи глаза. – Очко жмет?
– Это ты по себе судишь? – грубовато парировал я. Изощряться в остроумии сейчас мешало сильное чувство тревоги. – Скажи лучше, Бородач выходил?
– Да. Сразу перед тобой. А потом ты. Я решил, что у вас с тушенки животы прихватило.
– А у него в руках лопата была?
– Э… Да, вроде. Точно была. Я еще пошутил, типа наш хромоножка ее вместо костыля прихватил.
– А он чего? Ответил?
– Нет. Буркнул что-то и мимо почти бегом. По ходу совсем приспичило… – Сухарь осекся.
– Ну? – поторопил я.
– Странное дело… Только сейчас до меня дошло… А ведь Юрик совсем не хромал! Прошла нога-то, видать.
– Хорошо, если так, – тревога усиливалась.
– Трын-трава, да что случилось-то? – Сухарь занервничал. – Чего ты про него спрашиваешь?
– Слушай, а Юрик тебе за ужином ничего не предлагал? – вопросом на вопрос ответил я.
– Предлагал. Типа слинять.
– И чего не слиняли?
– Ты ж не пошел, – с укоризной ответил он. – А сами бы мы в первой же аномалии гробанулись. Архимедик, правда, бухтел, типа и без тебя
