Кирилл освоился в этом обществе гораздо больше, чем мы. Я вообще ничего пока не знаю, да и ты, подозреваю, осведомлен не обо всех тонкостях современной жизни, хоть и устроился на работу. Кстати, поздравляю тебя от всей души! Кирилл тоже знает не все – ведь он не родился здесь, однако опыта у него гораздо больше.
– Наверное, ты прав. Знаешь, мне тяжело осваиваться в новом мире. А ты словно сразу погрузился. Путешествуешь в вирте, знакомишься с людьми…
– Откуда ты знаешь?
– Кирилл рассказал.
– Кстати, отчего он хочет называть всех родственников по имени?
– Современная этика. Прежде всего так лучше для нас.
– Чем?
– Ну, представь: идешь ты с девушкой, а к тебе подходит парень и начинает: «Дедушка! Дедушка!» А потом еще и выясняется, что ты ему не просто дед, а прапрадед. Перед девушкой неудобно…
Я рассмеялся.
– И оказывается, ко всему прочему, что она моя прапраправнучка. Ужас… А как в самом деле определить, родственник тебе человек или нет?
– Все мы родственники. В той или иной степени, – ответил Никита. – Мы научили чему-то своих детей, а они теперь учат нас. Странно, правда?
– Так было всегда – в той или иной степени. Диалектика! А сейчас молодежь любит учиться? Настоящая молодежь?
Никита пожал плечами:
– Много ли ее? Рождаемость сильно упала – причем я точно не знаю почему. Возможно, это связано с процессами сохранения вечной молодости… Так что больше молодежи воскрешенной – тех, кто умер молодым. Такие учиться, как правило, хотят. А настоящие дети разные, как и прежде. Но я видел не слишком много детей.
– Да, детишек мало. И, похоже, они воспринимают нынешнюю жизнь не как чудо, а как нечто само собой разумеющееся.
– Верно, – согласился Никита. – К воскрешенным отношение спокойное, без особых восторгов и без настороженности. Только ведь воскрешают далеко не каждого. В первую очередь тех, кто может быть полезен. Хотя декларируется принцип: «Мы вернем к жизни всех, кому хоть чем-то обязаны».
– Хороший принцип. Ты полагаешь, он не будет соблюдаться? Мне послышалась в твоих словах какая-то горечь.
Порыв ветра, вырвавшийся из узкого переулка, принес запах озона и несколько обрывков легкой, почти невесомой бумаги, один из которых облепил мои ноги. Никита помог мне стряхнуть бумагу, чихнул, проворчал что-то неразборчиво. Потом сказал вслух:
– Не знаю. Возможно, и так.
– Что так?
– Возможно, воскресят всех, кто не запятнал себя преступлениями против человечества, не причастен к террористическим организациям и тоталитарным сектам. Да и тех, кто запятнал, будут воскрешать и воспитывать. Но пока мы вынуждены работать, работать и работать.
– Ты представлял себе рай не так? – я улыбнулся.
– Вот именно!
– Ну, что я могу сказать тебе, сынок… Я ведь вообще не представляю себе этот рай. И хочу полететь на Луну.
– Кстати, ты еще ее не видел?
– В каком смысле? В вирте? Или по телевизору?
– В небе!
– Нет, я мало смотрел в небо.
– Тебя ждет сюрприз. Кажется, Луна растет и скоро будет полной – увидишь все, что надо.
– А именно? Лунные базы?
– Лучше посмотреть самому. Я когда первый раз увидел Луну, словно бы испытал просветление. Реально осознал, где нахожусь и что пути обратно уже нет. До этого как-то не верилось. А показал мне ее Кирилл.
– Кстати, тебя воскресили раньше Татьяны?
О своей жене сын не упоминал, и я, наконец, решил задать вопрос сам.
Никита хмыкнул:
– Почему ты решил, что она уже среди живых?
– Ну, не знаю… Кирилл живет с женой и с детьми…
– С женой. С детьми сейчас мало кто живет. – Никита сказал это почти раздраженно.
– Так ты пока один?
– Да.
