– Ладно, – вздохнул он, – как хочешь.
Я перестал барабанить.
– Есть для тебя одна вещичка. Но что это – хоть убей, не знаю. – Он изобразил несчастный вид. – Взял ее на прошлой неделе у парней из Джерси, тех, что промышляют под мостами и в туннелях.
– Значит, взял неизвестно что? Как это тебя угораздило? А, Финн?
– Остряк, да?
Он передал мне полупрозрачный почтовый пакет с чем-то похожим на магнитофонную кассету, насколько можно было увидеть сквозь пузырчатую оболочку.
– Еще был паспорт, – сказал Финн, – и кредитные карточки с часами. Ну и это.
– Я так понимаю, тебе сбагрили содержимое чьих-то карманов.
Он кивнул:
– Паспорт был бельгийский. Смахивал на подделку, я его сжег. И карточки тоже. А с часами полный порядок. Фирма «Порше», часики – первый сорт.
Ясно – это была какая-то разновидность военной программы вторжения. Вынутая из пакета, она походила на магазин к небольшой штурмовой винтовке, с покрытием из непрозрачного пластика. По углам и краям металл вытерся и светился, – похоже, штуковина ходила по рукам довольно давно.
– Я сделаю тебе скидку, Джек. Как постоянному покупателю.
Я улыбнулся. Получить скидку у Финна – все равно что упросить Господа Бога отменить закон всемирного тяготения на то время, пока тебе нужно переться с тяжеленным багажом через десяток терминалов аэропорта.
– Похоже, что-то русское, – заметил я равнодушно. – Скорее всего, аварийное управление канализацией какого-нибудь ленинградского пригорода. Как раз для меня.
– Сдается мне, – сказал Финн, – ты такой же умный, как мои старые башмаки, и мозгов у тебя не больше, чем у тех сосунков из Джерси. Ты думал, я продаю тебе ключи от Кремля? Сам с ней разбирайся. Мое дело – продать.
И я купил.
Словно души, оторванные от тел, мы сворачиваем в ледяной замок Хром. Летим, не сбавляя скорости. Ощущение такое, будто мчишься на волне программы вторжения и, зависая над водоворотами перестраивающихся глитч-систем, пытаешься удержаться на гребне. Кто мы сейчас? Разумные пятна масла, скользящие в беспросветности льда.
Где-то на тесном чердаке, под потолком из стекла и стали, далеко-далеко от нас остались наши тела. И времени, чтобы успеть дать задний ход, остается все меньше.
Мы сломали ее ворота. Блеф с повестками из суда и маскировка под налоговую инспекцию сделали свое дело. Но Хром есть Хром. И самый прочный ее лед именно для того и служит, чтобы отбивать всякие казенные штучки вроде повесток, предписаний и ордеров. Когда мы сломали первый пояс защиты, вся база ее данных исчезла под основными слоями льда. Стены, разрастаясь перед глазами, превращались в многокилометровые коридоры, в лабиринты, полные тени. Пять ее контрольных систем выдали SOS нескольким адвокатским конторам. Поздно. Вирус, проникнув внутрь, уже принялся перестраивать структуры ледовой защиты. Глитч-системы глушат сигналы тревоги, а множащиеся подпрограммы тем временем выискивают любую щель, которую не успел затянуть лед.
Русская программа извлекает из незащищенных данных номер телефона в Токио, вычислив его по частоте разговоров, средней их продолжительности и скорости, с которой Хром отвечала на эти вызовы.
– О’кей, – говорит Бобби. – Теперь мы прокатимся на звоночке от ее дружка из Японии. Кажется, то, что нам нужно.
Вперед! Погоняй, ковбой!
Бобби читал свое будущее по женщинам. Они были для него знамениями, флюгерами судьбы. Он мог вечера напролет просиживать в «Джентльмене-неудачнике», ожидая, когда кончится невезение и судьба, как козырь в игре, подарит ему новую встречу.
Как-то вечером я допоздна заработался на своем чердаке, распутывая один чип. Руку я снял, а небольшой манипулятор вставил прямо в сустав.
Бобби пришел с подружкой, которую я прежде не видел. Мне обычно бывает не по себе, если кто-нибудь незнакомый застает меня работающим вот так – со всеми этими проводами, зажатыми в графитовых штифтах, что торчат из моей культи. Она сразу же подошла ко мне и взглянула на увеличенное изображение на экране. Потом увидела манипулятор-уолдо,[68] двигающийся под прозрачным герметичным кожухом. Она ничего не сказала, стояла и просто смотрела. И уже от одного этого мне сделалось хорошо.
– Знакомься, Рикки. Автомат Джек, мой коллега.
Он рассмеялся и обнял Рикки за талию. Что-то в его тоне дало понять: ночевать мне сегодня в загаженном гостиничном номере.
– Привет, – сказала она.
Высокая, ей не было и двадцати, она выглядела что надо. Чуть конопатая, глаза цвета темного янтаря с кофейным отливом. Узкие черные джинсы,
