закрепила ночной бинокль, «ПСС» и нож, затем несколько раз подпрыгнула и откинула капюшон, чтобы показать макияж.
Коричневые, темно-синие и темно-зеленые пятна от какого-то, наверняка очень дорогого, бренда выглядели невероятно красиво и приятно пахли. Поэтому я, не говоря ни слова, вытащил свою «косметичку» и начал вносить в ее образ свои коррективы. Сам. Но… очень короткими и редкими мазками. Ибо чувствовал, как ее колбасит от моих прикосновений. Закончив, забросил за спину изрядно облегченный рюкзак, коротко объяснил, что он нее требуется, и двинулся в сторону дороги.
Шли крайне медленно, обходя чуть ли не каждый торчащий из земли корень, горизонтальную ветку или куст. Тем не менее до опушки леса добрались сравнительно быстро и, выскользнув на обочину, неслышными тенями заскользили на восток.
Часам к пяти ночи лес вдруг закончился, мы оказались среди возделанных полей. И практически сразу почувствовали характерные запахи, свидетельствующие о близости человеческого жилья. Воняло, конечно, не так, как во время плавания мимо пристани Грениетира, но тоже не особенно приятно. Впрочем, почуять тут ароматы парфюмерии Issey Miyake или Dolce & Gabbana я не надеялся, поэтому проигнорировал сигналы обонятельных рецепторных клеток носа и еще внимательнее вслушался в доносящиеся до нас звуки. Все те, которые стали привычными за время прогулок по лесу, я отсеивал. А новые анализировал и откладывал в память. Иногда награждая «ярлыками». Скажем, далекое многоголосое то ли подтявкивание, то ли отрывистое подвывание счел голосами шиннаги-ро, одомашненных потомков шингов, и назвал лаем. Ни на что не похожие протяжные звуки, периодически звучащие с половины десятого, – звуками, издаваемыми стадом какой-нибудь разновидности домашнего скота. И решил считать это блеянием. А тихий, но ритмичный треск с двенадцати ровно – самым обычным скрипом. И возложил вину за него на какое-нибудь бодрствующее животное вроде тэрха. Хотя, честно говоря, некоторое время грешил и на местных мачо. Напрягаться не напрягался, так как подходил к деревне с подветренной стороны и был уверен, что никто нас не почует.
Так оно, собственно, и оказалось: когда в ОНВ прорисовались контуры широченного двухэтажного здания, окруженного полутораметровым забором из чего-то вроде штакетин, звуковой фон, доносящийся из спящей деревни, остался практически неизменным. Разве что с половины второго изредка раздавалось приглушенное звяканье, а с одиннадцати – далекий храп.
К дому подошли метров на пятьдесят, распугали всю летающую и ползучую живность на небольшом пригорке, разложили коврики и улеглись поудобнее. Жестом показав Ольге, что она отвечает за наш тыл, я принялся изучать здание и комплекс вспомогательных строений, расположенных вокруг него. Работал тщательно, никуда не торопясь. Периодически опускал веки, чтобы уложить в памяти мельчайшие подробности наблюдаемой картинки. А когда понял, что при желании сориентируюсь во дворе даже с закрытыми глазами, дотронулся до локтя Фроловой и жестами показал, что можно отходить.
Отвел девушку метров на пятьсот, поднял ее на очередной пригорок, помог провести весь комплекс «противобобошных»[105] мероприятий и еле слышно прошептал:
– Отойду на час-полтора. Лежи тут и не уходи, что бы вокруг ни происходило…
Ольга уставилась на меня расширенными от ужаса глазами:
– А что может произойти?
– Когда местные «собаки» почуют мой запах, они начнут подвывать и тявкать. Если какая-то шавка начнет надрываться слишком сильно, могут проснуться аборигены. Соответственно, кто-то из них может выйти во двор и обложить ее большим петровским загибом.
Улыбаться шутке она не стала. Наоборот, закусила губу и нервно кивнула. А когда я повернулся к ней спиной и качнулся вперед, чтобы сделать шаг, вдруг схватила меня за рукав:
– Постой…
Я послушно замер.
– Я… – Она подумала секунд пятнадцать и, кажется, не смогла найти в себе силы, чтобы высказать то, что собиралась. – Ты там не очень долго, ладно? А то я сойду с ума от волнения…
– Хорошо… – пообещал я и ушел в темноту…
…Двигаться в нормальном темпе было в разы легче. Поэтому уже минут через восемь-десять я оказался все в тех же пятидесяти метрах, но уже по другую сторону здания, и занялся изучением еще не осмотренных достопримечательностей. Строений по эту сторону дома было чуть поменьше, чем по ту, поэтому, уложив в памяти все, что можно и нельзя, я отправился на ознакомительную прогулку по деревне.
Как и предполагалось, концерт «по заявкам телезрителей» начался сразу же, как я оказался с подветренной стороны от обитателей первого же двора: мяв самого бдительного шиннаги-ро тут же подхватили его сородичи, и буквально через десять секунд какофония охватила чуть ли не весь домен. Я некоторое время постоял на месте. А когда убедился, что Табаки не лгал и местные сторожевые «псы» действительно приучены атаковать только тех, кто забирается на их территорию, спокойно побрел дальше.
Осмотрел ближайший колодец, порадовался тому, что он сложен из сланцевых плиток, и оставил в нем небольшой «подарок». Потом прошелся по двум ближайшим «переулкам», обнаружил, что они практически не используются местными всадниками в качестве объездных магистралей, и сделал так, чтобы они не могли делать это и далее. Подвесил на нескольких штакетинах потертые полоски тряпок, дабы иметь возможность оценивать направление и силу ветра, и рассыпал вдоль околицы самодельный деревянный «чеснок». А когда закончил, вернулся к уже изученному комплексу строений.
