— Даже если бы не было облаков, — кивнул отец. — Если большевизм когда-нибудь породит нового Бога, то его мощи будут храниться именно на Красной площади. Люди перенесут их туда, сами до конца не осознавая истинной подоплеки своего деяния. Такое уж это место. Ты понял все, что я сказал?
— Да.
— Повтори.
Алеша стал повторять со скучающим видом:
— Лобное место символизирует гору Голгофу, на которой распяли Иисуса. В месте, где оно находится, сходятся четыре луча: политика, торговля, наука и религия. По четырем основным видам деятельности, которыми занят человек.
— Почему ты усмехаешься?
— Потому что… мне все это кажется немного нелепым. Я как-то не очень в это верю.
— Это неважно, сын. В данном случае вера имеет второстепенное значение, главное — действие. Ты должен сделать все так, как я тебе рассказал. Конечно, лишь в том случае, если я сам не сумею.
— Но почему мы не можем увезти пелену за границу?
— Ее место в Москве. В сердце страны и города. Кроме того, я видел кое-что… во сне.
— Во сне? — Алеша посмотрел на отца с удивлением. — С каких это пор ты стал верить снам?
— С тех пор, как они начали сбываться, — ответил отец.
Алеша подумал и спросил:
— Но как я это сделаю? Мне что, долбить Лобное место молотком? Или взорвать его динамитом?
— Этого я не знаю. Но я знаю, что ответ найдется сам собой — там, на месте. Провидение поможет тебе все сделать правильно.
И вновь Алеша не удержался от усмешки.
— До сих пор мне не приходилось иметь дело с Провидением, — заметил он.
— Это тебе только так кажется. Впрочем, сейчас не время и не место для теологических дискуссий. Сейчас важно только действие. Обыкновенный человеческий поступок. Твой поступок.
— Но ты говорил, что у тебя есть товарищи. Неужели, кроме тебя, никого не осталось?
Лицо доктора Берсенева помрачнело.
— Никого, — глухо проговорил он. — Только мы вдвоем — ты и я.
— Я все-таки надеюсь, что ты сам все сделаешь и что мне не придется стоять, как дураку, посреди Красной площади и ждать Божьего гласа, — сказал Алеша.
— Не властны мы в самих себе… — тихо проговорил отец. Улыбнулся и погладил Алешу по голове, совсем как маленького. — Перед дорогой нам нужно хорошенько подкрепиться. Сейчас приведу себя в порядок и отведу тебя в ресторацию!
Доктор Берсенев засучил рукава, взял с полочки бритву и повернулся к умывальнику. На сгибах его локтей виднелись две тусклые татуировки, виденные Алешей сотни, если не тысячи раз — шестиконечная звезда и латинский крест. Знаки хранителей.
— Не властны мы в самих себе, — пробормотал Алеша, оглядывая Лобное место.
«Но как же я буду тут работать? — растерянно думал он. — Прямо здесь, у логова зверя!»
За спиной у Алеши послышался шум. Он обернулся. Черный «Паккард», рыча, как голодный зверь, катил через пустынную площадь к Спасским воротам Кремля.
Алеша хотел бежать, но удержался. Если побежишь, тогда точно погонятся. А так, может, и пронесет. Алеша присел на ступеньку Лобного места и стал с озабоченным видом разглядывать свои сапоги.
Сумрачный человек, сидевший в черном «Паккарде», тронул шофера за плечо и негромко сказал:
— Ну-ка притормози.
Шофер нажал на педаль тормоза. Человек приник носом к стеклу и, близоруко сощурившись, посмотрел на одинокую, скрюченную фигурку, сидевшую на ступеньке Лобного места.
— Кто это там сидит? — спросил он.
— Где? — Водитель повернул голову. — А, это. Кажись, рабочий. Да, точно рабочий. Я его вчера тут видел. Старшие, видать, ушли, а этого мальца раствор сторожить оставили.
— Раствор? — Узкие губы неприязненно скривились на землисто-бледном лице. — Черт знает что такое. Рядом с правительственным учреждением такой беспорядок. А ну-ка выйди и скажи этому бездельнику, чтобы брался за работу. И чтобы к обеду все было закончено. Иначе я лично им займусь.
— Я-то скажу, но он, верно, старших дожидается. Один-то поди и не возьмется.
