была пореже. А, болото!
Блин, это где же я оказался? Сколько ездил, не знал, что тут есть настолько дикие места.
В кармане завибрировало. Блин! Телефон! Они же меня по нему найдут! Достал мобилу – разрядилась батарея. Немного успокоился – мобильник не находил сети. Пока искал – разрядился. Мобильник не видит сети – сеть не видит меня, лжегаишники не могут установить моё местоположение. Ну, и хорошо. И сотовый полетел в болото. От греха. Густая чёрная вода неохотно проглотила коробочку телефона, толстый слой ряски сомкнулся над ним, затянув чёрное пятно. Как и не было ничего.
Я пошёл вдоль болота, ковыляя на негнущейся ноге. Куда я шёл? Не знаю. Никуда. Как там в песне: «У меня есть ноги, и поэтому иду». Как- то так. Не сидеть же на месте? Так можно и этих, в кроссовках, дождаться.
Так и ковылял, куда глаза глядят. Закончилось действие таблетки, ввинтилась в мозг боль, нога взвыла бордовой вспышкой в глазах. Заглотил ещё одну. Почапал дальше.
Какой дикий лес! Деревья толстенные, заросли орешника и малинника дикие, не вытоптанные, грибы растут вольготно. Пней не видно. Упавшие деревья есть, но пней нет. Ни одной дороги, ни одной тропки. Где я есть? Куда это меня занесло? Почему так тихо? Тут же рядом трасса, но никаких урбанистических звуков. И в небе ни одной полосы от самолётов. А тут же недалеко лётный центр, постоянно в небе карабкается чёрная точка, оставляя за собой белый пышный хвост. А сейчас нет ничего. Лишь вдали где-то приглушенно шумит то ли гроза, то ли прибой. Откуда прибой в центральной России? И гроза при ясном небе? Это, наверное, у меня в ушах шумит. Глючит меня, в общем.
Придя к такому выводу, я даже не удивился, услышав голос:
– Откель ты, мил человек?
Я обернулся. Чудной глюк – бородатый мужик в каком-то древнем сюртуке, широкие штаны заправлены в сапоги. В руках двухстволка. Смотрит на меня из-под косм давно не стриженных волос. На голове какая-то шапка-кепка-фуражка.
– Какой необычный глюк, – сказал я ему, – очень интересно!
– Ты что, больной?
– Есть немного. Нормальным глюки не приходят, – ответил я ему, – хм, странно, раньше от двух доз глюки не приходили.
– Вот ведь шельма плутает, – сокрушился глюк, – только слабого на голову мне не хватало! Эй, ты руки-то на виду держи, а то шмальну!
– Да пошёл ты! Тебя вообще не существует. С глюками разговаривать вообще-то глупо.
– А придётся, – угрожающе сказал глюк, – ты кто и откуда?
– Я? Я никто. Раньше был человеком, а сейчас – никто. Чё смотришь? Думаешь, не бывает так? Ещё как бывает! Был человек, а потом раз – и растёрло в порошок. И идёшь по жизни бледной тенью самого себя. Вот так-то, глюк!
– Не глюк я. Что за слово мерзостное-то. Александр Родионович я. Лесник местный.
– Бородач? «Понять и простить»? Понятно, откуда корни глюка растут.
– Что? Совсем тебе паршиво, я гляжу. Ты хоть русский?
– А? А, да, русский. А кого ты ожидал тут, в России, увидеть – японца?
– Немцев не видел?
– Видел.
Бородач сразу подобрался, стал озираться:
– Где? Давно?
– Пару лет назад. Нормальные такие немцы. Туристы. Нажрались, как свиньи.
– Тьфу ты, чёрт! Напугал! Тут немцев не видел?
– Ты первый, кого я в этом странном лесу встретил.
– А наших не видел?
– Кого «ваших»?
– Так, значит? «Наших», не твоих?
– Слушай, глюк-бородач, а не пошёл бы ты лесом! Загадки он мне загадывает. Наши – ваши. Пошёл ты! Сейчас сюда эти с автоматами припрутся – обоих нас в капусту покрошат!
– Кто? Где?
– Там, на дороге. В ментов ряженные. Покрошили мою машину в хлам. Еле сбежал.
Бородач поглядел в ту сторону, куда я указал, потом, подозрительно так, на меня. Тут я решил покурить. Он огромными глазами смотрел на мои манипуляции с пачкой-зажигалкой. Странный всё-таки глюк. Наконец он что-то решил для себя:
– Пойдём. Что с ногой?
