– В дерево я влетел на полном ходу. От этих убийц уходил. Машина – гармошкой.
– Пойдём.
Судьба Голума
В гостях у сказки
И я пошёл за ним. Какой странный глюк! Такой реальный. Может, это не галлюцинация? Просто этот дед с чудинкой? А что, вполне возможно. Народ наш богат на таких вот чудиков. А лес этот чародейский? Не знаю.
Нет, точно я в бреду нахожусь. А может, меня уже убили, и мне всё это мерещится? Я слышал о таком. Будто некоторые, находясь при смерти, успевают в подобном бреду прожить целую жизнь. Этакая Матрица. Вот и я сейчас, может быть, истекаю кровью в кювете, а всё это – зачарованный лес, дед-бородач – Матрица. Ложки не существует.
И к дому он меня вывел нереальному. Да, дом, конечно, нехилый – высокий, большой, из толстенных брёвен, рядом обстоятельные пристройки, но крыша покрыта какой-то корой, окошки маленькие, но главное, к дому не тянутся провода. Я понимаю, газовую трубу к отдельно стоящему дому тянуть не будут, но свет-то! Электрификация у нас была у всей страны! У всех был доступ к розетке. У всех.
Анриал продолжился – из ворот (прикинь, настоящих ворот, как в сказке о богатырях) выбежала девушка навстречу с криком:
– Деда!
Так вот, девушка эта была в каком-то сарафане, коса до… до копчика, в общем. Полное совпадение с Алёнушками из сказок. И внешность вся такая ангельская. Не бывает так! Не бывает, и всё! Никто уже не одевается так. Даже в самых глухих деревнях. Все ходят в китайских резиновых тапках и в китайской пластиковой одежде. В той, что делают из переработанных полторашек. Все. Никто не шьёт подобных сарафанов. Никто не носит таких богатых кос. Даже у хохлятской политической проститутки то, что таскает на башке, подделка. А тут! Не, это точно Матрица! Она ещё и босая! А ведь не май месяц!
Решив для себя, что всё это сон, успокоился, уже как должное воспринимал керосиновые лампы, свечки. Еду в чугунках из русской печи, хлеб-каравай. И полное отсутствие каких-либо электроприборов. Вообще. Ни проводов, ни розеток, ни патронов под лампочки. То есть про дизель-генератор можно не спрашивать.
И разговаривают они чудно. Анадысь, авось, околица, сенцы, вечерять, потчевать – все эти слова я, конечно, знаю, но кто их использует? Бабушки в глухих деревнях? А тут – девчушка молодая.
Хотя было вкусно. Искренне поблагодарил. Девка смотрела на меня искоса. Заигрывает? А что? Живёт тут в глуши с дедом каким-то. Чешется, небось. Бабы – они такие!
А может, и не Матрица? Может, они просто этакие сектанты. Как-то слышал о таких. Селятся тоже на отшибе и живут в аутентичных условиях. Средневековье или ещё что более дикое. И эти двое такие же.
За ужином попробовал их порасспрашивать. Не колются. Типа полное погружение в роль. На провокации делали круглые глаза. Ну, типа слов «Интернет», «телевизор» и тому подобных они никогда и не слышали. Ну, и флаг им в руки.
А потом деда понесло. Типа война идёт. С немцами. Ага, сорок первый год. Так я и поверил! Всё дед пытает меня, за кого я – за наших аль за немцев. Дурак, что ли? Какие, на хрен, немцы! Что нам с ними делить? В Великой Отечественной уже всё выяснили. Дурачишь меня? Ну, тогда и я тебя подурачу. Ща, таблеточку для улёта заглочу – тебе такой поток либерального сознания выдам! Самого меня и стошнит.
Но поток сознания отложился. Оказалось, девушка – Настей зовут, но дело не в том, а в том, что она баню стопила. И дед повел меня туда.
Вообще баню я люблю. Но такого ещё не было. Так меня ещё никто не парил. А потом он меня «ломал». Оказалось, дед – костоправ и шаман. Вправил мне колено, что-то втирал, что-то шептал.
Только вот оказалось, что таблетку я заглотил не вовремя – от жара бани мне совсем сорвало чердак. И что я там ему нёс, ничего не запомнил.
Зато ломку после этого запомнил. Ох, и плохо же мне было!
Настя говорит, сутки я был овощем, двое суток метался в бреду. Пришёл в себя только на четвёртый день. Слабый, как паралитик. Ещё и ломка. А Настя всё это время ухаживала за мной. Приятно. А почему? Понравился я ей? Чем?
Она обрадовалась, что я очнулся. Напоила каким-то бульоном. Стали разговоры разговаривать. Вот ведь упёртая девка! Вот уверена, что сейчас 1941 год, и хоть кол на голове ошкуряй! А когда я ей начинал приводить логичные доводы, что ну никак не может быть сейчас сорок первый, что уже давно идёт двадцать первый век, что цивилизация обошла стороной только их дом, а в мире она прошлась Всемирным потопом, смотрела на меня как на неразумного ребёнка, который приводит логичные доводы, что солнце вполне досягаемо – надень рукавицы, чтоб не обжечься, ставь лестницу повыше и бери его в руки.
Вот так и поговорили. Она осталась при своём, я – при своём. Потом решили, что пусть оно так и будет. Да и притомился я. Она положила
