Потом взял рацию, включил, оттуда донёсся многоголосый хриплый говор.
– Говорит Медведь. Отбой! Кина не будет, все на базу!
Все наши машины замерли, потом стали собирать десанты, выстраиваться в походную колонну.
Генерал-лейтенант подошёл ко мне, улыбаясь:
– Как это «кина не будет»? Пусть колонна идёт сюда. Смотреть будем ваши машины.
– Это Медведь! – сказал я в рацию. – Всем построиться парадом перед галёркой.
– Какие у вас странные команды, – сказал генерал.
– Отрабатываем образность мышления, товарищ генерал! Используем образные выражения эзопова языка и глубину русского. Противник может и обязательно будет перехватывать наши переговоры. Вот и пусть их мозги кипят.
Я заметил, что многие от моих слов заулыбались, некоторые нахмурились. По хрен, главного мы добились – машинами заинтересовали. Командиры, генералы и ответственные товарищи уже начали выходить под небо, когда прозвучал вопрос:
– Так вы говорите, ваши боевые машины заменят танки?
Движение застопорилось, все повернулись ко мне. Что ж, я ждал подобного. Сделав невинное лицо, пожал плечами:
– Ни в коем разе. Это машины пехоты. В спектакле, что вы сейчас видели, не хватает исполнителей главных ролей. Там были только актёры второго плана. Из первых ролей – только пехота. Не хватает тяжелых танков для пролома обороны, средних танков для развития прорыва и противотанковых артсамоходов с мощным орудием и хорошей защитой. А наши машины – это машины поддержки. Поддержки огнём и гусеницами для пехоты, танков. Они дополняют и поддерживают, но не способны заменить ни танки, ни пехоту. А вот с нашими машинами в составе танковых подразделений возможности танков существенно возрастут и расширятся.
Сталин стоял в нескольких шагах и внимательно изучал меня взглядом. Мля, я готов сквозь землю провалиться. Что он на меня так смотрит? Аж до печёнок пробирает!
– Как ваша фамилия, капитан? – спросил он меня.
– Кузьмин, товарищ Сталин, – я вытянулся, как положено при докладе, и пребольно ударился о брёвна наката. Аж в глазах потемнело. И фуражка слетела.
– Ну, что же вы так неосторожны, капитан Кузьмин. Пойдёмте к вашим машинам, надеюсь, там вы ни обо что не бьётесь?
Это надо так опростоволоситься! Я был так раздосадован и зол на себя!
– У них крыш нет, – буркнул я.
Сталин неожиданно рассмеялся:
– Кажется, я догадываюсь, почему.
Кругом грянул дружный смех. Так, улыбаясь, толпа высшего командования прошла к замершим горьковчанам, тянущимся вверх изо всех сил и пожирающих Сталина глазами. Сталин поздоровался:
– Здравствуйте, товарищи.
Сотня глоток рявкнула в ответ, аж уши заложило.
– Орлы, орлы, – кивнул, поморщившись, Сталин. – Ну, показывайте свои машины. Кузьмин, где вы прячетесь?
Не удалось! Хотел затеряться. Думал, пусть Гинзбург отдувается, ему привычнее. Тем более вот он, в первом ряду.
– Никак нет, товарищ Сталин!
– А что это на вас? Это самодельное? Я вижу, многие бойцы в таком же.
– Почти, товарищ Сталин. Это ременно-плечевая разгрузочная перевязь, товарищ Сталин. Производится полковыми мастерскими. Помогает более рационально разместить вес и взять больший боезапас.
– Покажите.
Я снял разгрузку, неуверенно протянул. Какой-то здоровущий лысый генерал передал мою разгрузку Сталину.
– Не тяжёлая.
– Она пустая. Не пустили сюда с оружием. А когда загрузишься – тяжёлая. А на плечах – легче. А в бою сколько боезапаса ни возьми, всегда не хватает.
– А это что?
– Средство индивидуальной защиты «доспех» производства завода № 34. Состоял на вооружении отдельного истребительного батальона НКВД, в составе которого я встретил войну.
– Так это ваш боец, Лаврентий Павлович?
– Нет, товарищ Сталин. Батальон формировался в спешке осенью прошлого года. Из госпиталей в районе формирования брали выздоравливающих красноармейцев других частей, – ответил Берия. Меня его ответ удивил. Тревожно, после обдумаю.
