Три «Единорога» стали частыми залпами рвать заросли на восточной окраине села, а я на «Пухе» летел зайти им во фланг. Сколько их? Ну, один-два. Порву.
– Командир! Запад! – доложил Кадет. – Крупная группа. Долго не удержу!
Твою дивизию! Попали! Раздавят!
– «Единорогам»! Встретить врага!
А потом подумал и приказал:
– Всем откат! Повторяю – откат! Белый шум!
Связь пропала. По этой команде наш штатный глухарь врубает свою бандуру, и помехи забивают эфир.
Эх, не вовремя я решился на ход конём! Громозека пнул меня, подбородком показывая на заросли орешника слева. Всего в полутора сотнях метров от нас.
– Осколочный! Два снаряда! Лево, пятьдесят! Огонь!
Взрывы разметали кусты, обнажив самоходку «Штуг» со сбитой гусеницей.
– Бронебойный, в корму! Пли! Есть пробитие! Пли! Горит! Ещё! Громозека!
Пулемёт Громозеки коротко три раза рявкнул.
– Право, осколочный! В ходовую! Давай!
За горевшим «Штугом» показался ещё один. Он сдавал назад, чтобы развернуться на нас, но взрыв снаряда разорвал ему гусеницу и разбил траки. «Штуг» пытался довернуть на одной, но мой наводчик всадил ему один бронебойный в щель мехвода, сразу прекратив поползновения, второй снаряд, правда, срикошетил в небо от маски орудия, но третий, попавший прямо в уже пробитую дыру первого (не думал, что так бывает!), довершил начатое – самоход запылал. Громозека ждал немцев, но люки не открылись.
Что-то почувствовав, я оглянулся направо. Затылок нестерпимо зажгло, уши запылали – куст орешника метрах в семидесяти смялся, и я увидел чёрный зрачок смерти – направленный прямо на меня ствол 75-мм пушки «Штуга». Третьего.
– Атас! – заорал я.
Если я вижу вместо ствола лишь дырку, ствол уже наведён. И жизнь наша зависит только от расторопности немцев.
А мой экипаж даже среагировать не успел – только головы начали поворачивать! Ну, конечно, это же для меня время замерло, а для них-то нет.
Оттолкнувшись от корпуса самоходки обеими руками, я выпихнул спиной заряжающего за борт, этим оттолкнулся от него, схватил за шиворот наводчика и метнул его в Громозеку, пихнув обоих за борт. Их пихнул – меня качнуло в самоход. И тут я понял – всё, не успеваю. Ни мехвода спасти, ни самому выпрыгнуть. Успел я только поднять ногу и упереться в откатник пушки, когда снаряд ударил в «Единорога». Но я толкнул своё тело назад, выпрыгивая из машины спиной.
Ну, как выпрыгивая – выплывая. Как в замедленном кино, я видел, как вспухает броня, рассыпая раскаленные искры, как летит во все стороны бензин, загораясь на лету. Я видел, как пламя солнечной волной накатывало на меня, окатило, ударило, выбивая меня из жизни.
Воюю вслепую. Думы о мадам Маховик
Но и на этом моя история не закончилась. Я выжил. Уж и не знаю, хорошо это или не очень. А вот что больно, это точно. Мне так везёт. Я выживаю в безнадёжных ситуациях, расплачиваясь жуткой болью. Хорошо ли это? Мой путь не пройден, так сказал Голос. Поэтому я и могу продолжить рассказ. Честно скажу, я не особо рад. Война такая штука – я бы желал, чтобы это всё прекратилось бы наконец. Погиб героем, да и хрен с ним. Но путь не пройден. Искать смерти бесполезно – мне она не даётся. А вот боли – сколько угодно! Чрезмерно щедро.
Видимо, я и правда очень удачлив – я единственный из попаданцев, что был жерновами истории перемолот, но не уничтожен. Пока. Кто-то сказал, что история – жутко инертная штука. Как какой-нибудь гигантский маховик. Крутится себе и крутится. Вроде бы и неспешно, так, с ленцой. Но всякого, кто пытается жить не в ритме этого маховика, а тем более изменить этот ритм – ускорить или замедлить, – рвёт в клочья. Такая вот инерционная сила сокрыта в этом лениво-неторопливом качании. Я вспоминал всех иновремённых гостей, что оказались в этом мире. Я – первый. Не успев попасть в тело Кузьмина, получил бомбой по башке. Такой вот приветик от маховика. Но выжил. Голум – нет. Объект-22 – сошёл с ума. Голум – погиб, десантник, забыл фамилию, – погиб. А сколько их ещё было? Сколько их лежит по лесам, оврагам, дурдомам?
Маховик истории так безжалостен не только к гостям из иных времён. Даже к собственным гражданам не менее безжалостен. Сколько гениальных изобретателей, учёных, гениев, придумавших что-то, для чего ещё не пришло время, жаловались на несправедливость бытия. Неудачи их просто преследовали. За примерами далеко ходить и не надо. «Титаник». Он опередил время ненамного – а айсберг его уже ждал. «Конкорд». Всего лишь реактивный лайнер, однако неудачи, стечение обстоятельств.
А Никола Тесла – вот этот великий гений опередил время настолько, что и сто лет спустя мы многое из уже обдуманного им постигнуть не можем. Всю его недолгую, но яркую жизнь его плющило, а потом и вовсе он пропал. А не попаданец ли он?
Или другой пример – Пётр I. Он сумел раскрутить маховик истории. Великий. Но с рождения – то его убить пытаются, прямо в люльке, то войны за войнами, бунты за бунтами. Помер от банальной простуды. Отчаявшись, история сработала грубо. А…
