– Отправь вышестоящему командованию.
– Глупо. Честно, но глупо. Было бы кого поставить, уже поставили бы. Если выживешь – дивизию примешь. Сейчас в генералах ходят даже не ротные, взводные.
– А у меня рембатом командует генерал, комендантским взводом командует высший командир. Ты полковник, генерал?
– Секретно. И не важно. Сохранение твоей целостности и секретности только часть моей работы.
– Что-то интересное нарисовалось, раз ты так откровенен?
– Изменились некоторые обстоятельства. Да и твоё ребячество сильно осложняет работу.
– Про ребячество уже Громозека проработал меня. А что за обстоятельства?
– Появился интерес к тебе от людей, у которых его к тебе не должно быть. Действуют грубо, нагло. Не исключаем попытки силового захвата.
– Те, что Кельша на гоп-стоп взяли?
– Не исключено. Или под них работают. Тебя ставим в известность, чтобы опять дров не наломал. Их надо брать и колоть, а не закалывать и стрелять. Понимаешь? Нам не они нужны, и даже не их организаторы, нам нужны идейные вдохновители.
– Понимаю.
Я вздохнул, застонал – больно. В голову пришла мысль, решил озвучить:
– Вы и на фронт меня пустили как наживку. Ловля на живца.
– Ты против?
– Как ни странно самому себе признаться, но нет. Не против. Что надо делать?
– Ничего особенного. Единственное, всеми путями попытаться не покинуть расположение полка. Ни в госпиталь, ни в штабы, ни в тылы. Ни под каким предлогом. Даже если аргументы будут очень вескими. Не понял? Нам их проявить надо. Нужный нам интерес отличить от обычного любопытства. У нас будет только одна попытка, а потом о-очень мало времени.
– Тогда я не понимаю, почему мне разрешили на фронт, а не заперли.
– Как раз тут, в бардаке фронта, и создаётся у них иллюзия возможности изъятия тебя. В тылу бы они не проявились. А нам их надо быстро увидеть и понять, что это, кто они, чего хотят и зачем.
– Мне и самому любопытно, кто же это. Наши, немцы, заклятые союзники или ещё кто. Масоны какие-нибудь. Миф о единстве и сплочённости народа и партии действительно оказался мифом.
– Я думал, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, что такое миф и для чего он создаётся. А что есть жизнь.
– Несовершенство человеческой природы – вот что такое жизнь. Эгоизм, жадность и трусость. Жаль, что такие мрази в верхи пролезли.
– Так других-то мало. Исчезающе мало. А с войной всё усложнилось. Работаем с тем материалом, что есть. Давай оставим этот разговор до лучших времён.
– Эти лучшие времена могут и не наступить. То, что я увидел других, даже не знаю как их, вас, других, назвать, уже великое чудо. Жил я как в гнилом болоте – одни мрази вокруг. Гноем всё отравлено. Смердит, и так сильно, но постоянно, что перестаёшь эту вонь различать. Отравляешься ею, гнилью разложения, сам смердишь, гниёшь, а считаешь, это нормально. Все же так живут.
Тут я понял, что разговариваю сам с собой. Мой собеседник-чекист давно покинул меня. А с собой я не любитель болтать. Не считаю себя ни умным, ни интересным. Ноль.
Сколько продолжалось моё самобичевание, не знаю. Глаза завязаны, тишина. Лишь изредка бухают взрывы и трещат пулемёты – не считается.
Воюю вслепую. Мираж
Потом пришёл Громозека, сказал, что нам (мне) прислали нового полкового врача. Тут она представилась, а меня словно током пробило – у неё был голос моей жены. Горячо любимой и потерянной. Мой некрепкий рассудок не выдержал, и крыша моя опять потекла:
– Как? Ты что тут делаешь? Как ты тут оказалась? Неужели?
Я, видимо, привел их в сильное замешательство. Но Громозека на то и осназовец, чтобы быстро соображать:
– Он контуженый. Часто бывает не в себе, – пояснил он.
– Бывает, – ответил любимый голос.
Нежные, аккуратные руки стали гулять по моему лицу. А потом нежность кончилась. Когда отрывали бинты, я потерял сознание.
– Ну и учудил ты, командир, – заявил мне Громозека, когда я его стоном оповестил, что очнулся. – Заставил даму краснеть.
Что ему сказать? Что его командир – временно избежавший психушки шизик? Так он и сам знает. Как сказал мне СБ, «работаем с тем материалом, что есть». Вот и со мной работают. С тем, какой есть.
– Кто такая хоть? Узнал?
– Угу, – буркнул он полным ртом.
– Хорош хомячить, харя треснет, докладывай!
