– Всё ясно, командир.
А я вернулся к роте. И комиссар наш вернулся.
– Ты что тут делаешь? Почему не в госпитале? Тебе же плечо прострелили!
– Приказ принёс передать позиции третьей роте второго батальона. Пулемёты и тяжёлое оружие приказано оставить им. Нас отводят в тыл на переформирование.
– Ну, и слава богу! Надо, гражданин начальник, всё облазить, всё собрать. Могут раненые остаться. И Брасеня не вижу. Много работы, звездатый ты мой. Пошли.
Брасеня мы нашли. Почти целого. После очередного взрыва крыша под ним просела, он рухнул этажом ниже, каска соскочила, схлопотал чем-то твёрдым и тяжёлым по куполу и провалялся финал боя в отключке. И винтовку разбил.
Собрали людей, имущество, своё и трофейное, раненых отправили в тыл на подводах. Встретили смену, поводил ротного Васю по нашей обороне, показал, рассказал. Потом собирали убитых, углубили воронку, схоронили, простились. И изувеченного старшину тоже тут закопали.
К этому времени танкисты, отчаявшись завести Т-28, зацепили его сразу обоими Т-26 и решили уволочь в тыл для более детального, так сказать, изучения. Комбат-танкист Антон любезно предложил подбросить. Мы не стали ломаться, нагрузили танки трофеями выше крыши, так что самим мест не хватило. Мы не сильно расстроились – хоть и пешком, зато налегке.
А ротного мы так и не нашли. Ни среди живых, ни среди мёртвых. Может, ранен?
Из боя я вывел тридцать шесть человек. Позавчера было почти две сотни. Антон-комбат сказал, что это очень скромные потери, учитывая, что нам удалось сделать.
– И что же нам удалось?
– Ввести в заблуждение противника. Он теперь уверен, что именно здесь дивизия наносит главный удар. И что мы ввели в бой последние резервы – это мои танки. А на самом деле это они теперь стянут сюда свои резервы, а комдив бьёт намного севернее. Всеми своими силами. Так что отделались малой кровью. И даже танки мои целы. И на один больше стало. Двадцать восьмой – хорошая машина. Отремонтирую, вдвое сильнее стану. Как же удалось отбить его целым, не знаешь? Немец обычно взрывает всё, что забрать не успевает.
– Не успели. Ребята их вырезали раньше, чем они мяукнуть успели.
– Ох, и ловкие ребята. А не знаешь, кто это был?
– А тебе зачем?
– Проставиться хочу. Литр коньяка с меня. Трофейного, французского.
– Не жалко?
– Жалко. Берегу уже долго. Только за танк – не жалко.
– Тогда гони литр. Я это был. Вот с этими двумя охламонами.
– Да ну, брешешь! Коньяка захотел на халяву.
– Правду говорю. Ты не обратил внимания на наше оружие? Мы же как раз с танка и сняли. А Кот внутри своей кровью написал: «Кот».
– Зачем?
– А кто их, котов, поймёт? Гони коньяк! Коньяк я уважаю!
– Так у меня не с собой. В гости потом приходи.
– Ну вот, начинается. «Потом»! Нет у нас, Антоха, потом. Ты сгоришь, нас пулемётами порубают. Сейчас надо, сейчас!
Врал. Коньяк он с собой возил. Литр распили на шестерых – Антон, его ротный, он же командир второго танка, я, Кот, Ваня и Серёга-политрук. Прохор пить отказался. Я тоже зарекался, но… Это же французский коньяк! На халяву!
Как добрались до места, не помню. Помню, что командовал. Но, видно, неудачно, потому что меня спровадили довольно скоро и ловко. Уложили спать.
Руины столицы (1942 г.) Переформирование
Утром меня разбудил вой воздушной тревоги. Оказалось, нас разместили там, где раньше стояла батарея тяжёлых гаубиц. Батарея ушла, вместо неё поставили деревянные макеты. А мы – вместо массовки. Роль свою исполнили блестяще: бегали от самолётов очень натурально. По Станиславскому. Немцы должны были поверить. Хорошо хоть никого не задело. Так сказать, обделались лёгким испугом – люди живы, пострадали лишь три макета из четырёх. Позже узнали, что ремонтировать макеты тоже нам.
На этом плохие новости кончились. Начались хорошие – имелась натопленная баня, комплект сменного белья на каждого, продовольствие на роту, а нас тридцать семь, и никто нас не трогал целые сутки. Рай!
Вымылись, прогрелись, отъелись, отоспались, привели в порядок форму, оружие, тело и душу.
А на следующее утро пожаловал комдив. Невысокий крепыш с суровым взглядом, поджатыми в нитку губами, резкий в движениях и словах. Вылез из саней, резво подбежал к нам, вытянувшимся в строю. Серёга доложился (он у нас единственный остался из постоянного состава, то есть не штрафник).
