Так дошли до штаба батальона, на участке которого нам и предстоит пересечь реку. Людей расположили по укрытиям – шальные снаряды частенько долетали сюда. Изрядно поредевший батальон вел бой, зачищая восточный берег. Комбат был удивлён:
– Ни хрена себе рота! Сколько у вас? Две сотни! У меня в ротах и по полсотни не будет.
– Будет, будет. Всё у тебя, старлей, будет. Показывай, где мы будем наступать.
Вышли почти на берег. Лёд зиял чёрными проплешинами – пробоинами. После каждого удара снаряда об лёд столб воды поднимался высоко в небо и потом падал, смывая снег.
– Немец ещё ночью отошёл. Тут остались немногие – это мы их не пустили. Вот они по льду и долбят, боятся, что мы на него полезем.
– Не полезешь?
Комбат отвёл глаза:
– У меня другая задача.
– И какая?
– Обеспечить вас связью. Протянем вам шнурок на тот берег, и две рации с радистами получите.
– Запасные БП?
– Само собой. Связисты уже прибыли. Заряжаются.
Потом я около часа разглядывал в комбатовский бинокль противоположный берег. Немцы не особо там и суетились. Ясно, что уже заранее готовы. М-да, нелегко нам придётся.
Уже два часа, как стемнело. Мороз крепчал. Немец подвешивал минимум по две ракеты над полоской реки, постреливал из пулемётов и покидывал мины. Тише не будет. Пора!
– Помните: как проваливаться начнёте, жердь ставить поперёк. В воде резких движений не делать! Ну, с Богом! Пошли помаленьку!
Я спустил на лёд самодельные санки – лыжи с закреплённым на них ящиком с гранатами, ДТ и своими пожитками, взял в обе руки четырёхметровую жердь, вздохнул поглубже и побежал. Санки, привязанные к моему поясу, покатились следом. Я опять бежал первым, стараясь подальше оббежать пробоины во льду. Это опять был расчёт – глядишь, и проскочу. Главное, не провалиться и темпа не потерять.
Я пробежал уже половину реки, когда немец открыл неистовый огонь. Я задыхался, но поддал. Главное, до берега добежать. Я не морпех, воды не люблю.
Оглянулся. Мои штрафники бежали широкой белой лавой. Как пикинёры – с шестами наперевес. Трассеры впивались в бегущих, опрокидывали людей на лёд. Водяные столбы, оседая, смывали людей в полыньи. Штрафники не стреляли. Зато наш берег свирепствовал – били из всего, что есть, по вспышкам на западном берегу.
– Быстрее! Быстрее! – шептал я сам себе.
Вот и набережная. Гранитная. Встал к ней спиной, быстро разобрал санки. Пару гранат наверх, после разрывов – туда же полегчавший ящик, потом сам.
Наконец! Бой! Тут я уже не как баран на скотобойне. Тут и я могу ответить!
ДТ в упор – отличная вещь! Гранаты и ДТ – чистый результат! Набережная очищена. Наверх начали вылезать очумевшие штрафники. Пора из штурмовика превращаться в ротного.
– Ты, ты и ты! Вон ящик с гранатами! А вон пулемётная точка. Ты в центре, ты справа, ты слева. Вперёд! Все! Подавляющий огонь!
Люди подбегали. Кто-то мокрый с головы до ног – окунулся или накрыло водяным столбом. Многие потеряли оружие, большинство – очумевшие. Каждого встряхнуть, дать спирта глотнуть, привести в чувство, подбодрить, направить. А это много беготни и крика.
Говорят, ночной бой – очень сложный. Я пока не знаю ни одного простого боя. Но вот то, что управлять им сложно, это точно. Где мои, где немец, не поймёшь. Через час наши порядки так перемешались, что кое-где пришлось отбиваться от врага, стоя лицом к реке. Как я управлял боем? Бегал и орал. Как ещё? Как только находил не сильно занятого бойца, направлял его туда, где жарче, придав ему боевой решимости волшебным пенделем.
Нас было две сотни. Сколько перешло на западный берег? Кто ж считал? Но! Мы смогли не только очистить набережную, но и захватить целый квартал.
