дожидались очереди сидя.
– На сегодня благословения кончились! – объявляю в прикрепленный на воротнике микрофон. Динамики торчат из окна унгуца. – За следующей порцией приходите завтра!
Народ некоторое время ворчит и канючит, но потихоньку начинает расходиться. Кир материализуется рядом со мной, взмыленный, глаза на лбу.
– Там некоторые стонут… У вас каждый раз так?
– Это первый внезапный выезд, но в деревнях всегда очереди, потому что своего целителя нет, – объясняю. – Пошли смотреть, кого нужно лечить немедленно. Тирбиш, ты можешь пока погулять.
На коврах человек сорок сидят друг на дружке. Сразу выбираю всех детей, особенно с заплаканными матерями и бледными перепуганными отцами, быстро оглядываю остальных – вон тот от боли корчится, эта задыхается, там кто-то неясного пола лежит и не шевелится. Остальные вроде могут подождать. Устанавливаю очередность, посылаю Кира за чемоданами, сама скидываю украшения и парадный диль, оставшись в голубой больничной форме. Первого пациента вносят, работа пошла.
В первый день троих приходится оперировать на месте, пятерых отправляю на унгуцах в столицу – требуются более сложные анализы, чем я могу провести на месте, и стационар. К счастью, в шатер почти сразу пробросили провод питания, так что со светом и приборами нет проблем. Однако в таком режиме я последний раз работала во время войны. Звучит-то как…
Кир со все более и более офонаревшими глазами помогает, как может. Надо отдать ему должное, справляется хорошо для первого дня работы, хотя и непонимания случаются. Когда на счету каждая секунда, а он мне подает не тот инструмент, невозможно сдержаться и не рявкнуть, однако он, по-моему, не обижается: понимает, что тут не до реверансов. Держится он неплохо, крови не боится, от вида внутренностей и уродств в обморок не падает. Закаленный мальчик, что и говорить.
Отдых у нас образуется только на закате, когда с неотложными и с младенцами покончено. В середине дня, правда, были какие-то попытки со стороны местной администрации выкликнуть нас на обед, но я в этот момент резала, так что обед прошел без нас. Вечером же является толстый молодой мужик, судя по одежде, крупный скотовладелец, и приглашает поужинать в единственном трактире. Там к нам присоединяются Тирбиш с Алэком. Мелкий спит, и я рада, хоть поесть можно спокойно. Едим молча. Кир, против обыкновения, ковыряется в плошке.
– Мутит? – спрашиваю. Он сегодня такого насмотрелся, что удивительно, как до сих пор в кусты не побежал.
– Не. Жевать устал.
Мы с Тирбишем фыркаем.
– Ну возьми супа. А то завтра опять весь день вкалывать, надо быть в форме.
Кир сонно кивает и добросовестно отправляет в рот еще пару кусков копченой рыбы.
Азамат присоединяется к нам уже на сладкое. Он выглядит довольным, видимо, местные порядки его устроили.
– Ты чего, ездила на нем? – спрашивает, кивая на Кира, клюющего носом над тарелкой с медовыми слоечками.
– Да нет, только больных возила. Ну еще баллоны с кислородом, холодильники с органами… ну ты знаешь.
Азамат на проверку стягивает у Кира с тарелки слоечку. Тот никак не реагирует.
– Да-а, качественно. Может, не стоит так его гонять? Я могу тебе найти еще помощников тут, – предлагает Азамат.
– Моя бабушка, – отвечаю, стягивая у Кира вторую слоечку, – любит поговорку: чтобы дрессировать щенка дога, надо его сначала утомить. От помощников я, впрочем, не отказываюсь, лишние руки никогда не лишние. Хотя завтра должно быть полегче, острых я пораскидала, остались амбулаторные и симулянты. Вот послезавтра небось с соседних деревень еще острых подвезут, тогда снова аврал будет.
Азамат задумчиво кивает.
– У меня, наоборот, завтра суд, это на весь день безвылазно, а послезавтра оценка ресурсов, гулять по лесам пойдем. Жалко, что так вышло, я хотел Кира взять…
– Не отдам, – отрезаю я. – Он мне нужен под рукой. Я не могу менять помощников как перчатки, Азамат, тем более что у них нулевая подготовка!
– Хорошо-хорошо, – улыбается муж. – Мне, правда, казалось, что он тебе нужен в качестве телохранителя.
Я поспешно проглатываю откушенную слоечку.
– Это тебе он нужен в качестве моего телохранителя! Я просто совмещаю неизбежное с полезным.
Азамат улыбается шире и пригибает голову к моему уху, хотя Кир уже совсем спит, уткнувшись лбом в край стола, и вряд ли что-нибудь слышит.
– Ну как он справляется? Толк есть? Научился чему-нибудь?
– Азамат! – прыскаю я. – Ну ты вопросы задаешь! Он работал без продыху часов десять под мои вопли, выстоял три полостных операции и не грохнулся в обморок, это уже высшая рекомендация, я считаю. Чему он там мог научиться, орать?
– Да так… – пожимает плечами муж. – Я просто подумал, ты же неспроста его к работе привлекла… Я решил, у тебя какие-то планы на него есть…
– У меня есть планы. Орива занята, а работать одна я не могу, это раз. Два – ребенка надо держать под присмотром и желательно при деле, чтобы некогда было думать о несправедливости мира. Ну, и, в-третьих, пускай посмотрит, чего стоит вылечить человека, авось в следующий раз не так поспешит
