В семье не без подвоха

обязательно сделаю что-то плохое?

Я притягиваю его к себе и крепко прижимаю.

– Кто их разберет, духовников ваших. Помнишь, как Алтонгирел на меня смотрел вначале? А потом оказалось, что он все не так понял. Мало ли что ему там привиделось в пророчестве. Боги шутят. Наверняка они только кусочек видели, а цельная картина совсем другая. Ты лучше думай о приятном: у нас будет еще ребенок. Тебе даже обещали, что здоровый. А остальное приложится.

Азамат кивает, возя ухом по моему виску, и я чувствую, как постепенно его сердце перестает бешено колотиться.

Горная цепь Ахмадул тянется с юга на север почти от побережья и до самого Худула. Это очень старые горы, срытые и прогрызенные ветром и поросшие щетиной хвойных лесов. Великая река Ахмадмирн промыла в хребте долину, в которой покоится столица Муданга. Вокруг на много сотен километров простирается степь, по которой кочуют скотоводы, а к югу, ближе к джунглям, где влажно, лиственные леса чередуются с садами. Монорельс начинается с востока от Ахмадхота и некоторое время идет по пещерам под горами. Освещение там слабое, но видно, как блестят какие-то кристаллы в стенках, а когда поезд выезжает в пещеры побольше, там вообще красота со сталактитами и каменным звездным небом над головой. Поезд идет день, ночь и еще один день. Пещеры заканчиваются к вечеру первого дня. В сумерках состав выезжает в степь, и можно наблюдать во всей красе, как солнце опускается в море ковыля, плавно переходящее в океан Гэй.

Ночью степь постепенно сменяется лесом, правда, совсем другого свойства, чем на юге. Основу его составляют гигантские древние деревья, а населяют его не менее древние причудливые твари из тех, которых мы видели в музее. Поезд по этим местам тащится медленно, позволяя получить массу впечатлений от диковинной флоры, а иногда и фауны. В темноте среди стволов то и дело мелькают горящие глаза, как в сказочном мультике, а гигантские деревья, которые даже мама не может определить, нависают жутковатыми силуэтами на фоне звездного неба. Поезд то и дело проезжает короткие туннели – это вздыбленные корни исполинских растений. Вагончики монорельса передвигаются почти бесшумно, и, если открыть форточки, воздух наполняется душераздирающими звуками – пронзительным уханьем, тоскливым воем, кровожадным рычанием…

Мы форточки быстро закрываем, занавески задергиваем и ложимся спать. Из соседнего вагона изредка доносятся звон и пьяное пение, но тихо, так что спать не мешает, а мелкого мы не взяли. Азамат организовал для нас пустой вагон, а вообще их в составе десять, и все заполнены. Теперь, когда нет опасности, что джингоши тормознут поезд и отберут товар, южане кинулись торговать с севером. Осенью-то поток не большой, в это время и в Худульской области урожай есть, а вот зимой будет торговля – к Старейшинам уже обратились с просьбой добавить к худульскому поезду еще десять вагонов для товара.

Утренний лес не такой жуткий, хотя совсем не похож по составу на прочие леса, в которых мне приходилось бывать.

– Троходендрон, – глубокомысленно изрекает мама, пристраивая камеру на краю форточки. Сашка ржет, как подросток. Мама меняет камеру на бинокль и продолжает комментировать: – А вот магнолии пошли, целая куртина! Смотри, какие цветочищи!

Азамат переспрашивает у меня значение ее реплики, после чего заносит в блокнот слово «цветочищи» – в тот же столбик, что «кошище» и «человечище». Последнего термина удостоился он сам, а кошище несколько минут назад вышло из леса поглядеть на наш поезд. Если до того мама все страдала, что нельзя остановиться и пощупать палеоценовую растительность вблизи, то после явления местного хищника решила удовлетвориться съемкой из окна.

– Как же вы тут раньше жили? – задает риторический вопрос Янка. – Когда тут такие твари водятся…

– Люди раньше были крупнее, – доходчиво поясняет Азамат.

Янка на него неприлично выпучивается:

– Что, еще крупнее?!

Азаматова матушка покатывается со смеху.

– О-о, о-о-о! – вопит мама, щелкая камерой. – Я знаю, это древовидные папоротники!!!

Мы с Сашкой и Янкой тоже прилипаем к стеклу и наблюдаем, как нам вслед машут исполинские папоротничьи вайи. Стекла на всех хватает: вагончик весь прозрачный, кроме пола. Азамат только посмеивается, глядя на наш энтузиазм.

– Азамат, – подзывает его мама, – это дерево юг расти?

– Нет. – Он мотает головой. – Только здесь, в Великих Лесах.

– Странно. – Мама стилусом черкает заметку на экране камеры. – А зима листья ронять?

– Нет, – подумав, отвечает Азамат. – Здесь близко море, а в нем недалеко действующий вулкан, и на дне много курильщиков. Вода теплая, поэтому тут зимой не очень холодно. Снег редко выпадает.

Мама сосредоточенно его слушает и часто кивает. Общение явно идет этим двоим на пользу в смысле изучения языков.

– Э-эх, всегда мечтал залезть на секвойю, – вздыхает Сашка, окидывая тоскливым взглядом пейзаж. – Может, если на танке заехать, не сожрут?

– Тут танк не проедет, – серьезно отвечает Азамат. – На самом деле, иногда сюда заходят охотники, но только самые умелые и храбрые. Раз в год осенью собирается отряд добыть шкуру пятнистого льва или перья птицы-людоеда. Я, конечно, могу организовать, чтобы охотники взяли вас с собой, хотя они будут резко против, но это очень опасно.