Прибор издает чудовищной пронзительности писк, как плохо настроенный микрофон, мы аж все пригибаемся, затем этот писк переходит в грохот, а потом обрывается, заменившись яростным свечением, исходящим из самого духовника, прибора и ближайшей стены. На пределе яркости посреди нас возникает что-то белое, и тут Кир дотягивается и надвигает браслет обратно на руку остолбеневшему духовнику, пока жив.
Ажгдийдимидин заходится кашлем и вытирает слезящиеся глаза, тяжело дыша.
– Спасибо, – выдавливает он куда-то в сторону Кира.
– Это что было?.. – пришибленно спрашивает Янка.
– Ну у вас и силища, – комментирует ошеломленный Умукх.
– Ой, смотрите, цветочки! – замечает Кир.
И правда, то белое, материализовавшееся из света, оказывается свадебным букетом. Мы все с интересом принимаемся его рассматривать.
– Что-то мне подсказывает, – говорю я таким тоном, каким рассказывают страшную сказку, – что твой, Янка, букет на свадьбе никто не поймает.
Янка поднимает на меня напряженный взгляд.
– Слушай, я же сегодня как раз заказала такой…
Тем временем Старейшина отдыхивается и снова кивает Киру.
– Спасибо, что остановил. Похоже, я чуть не создал зияние.
– Это была Янкина свадьба? – уточняю я.
– Да, и еще немножко, и вы все оттуда стали бы появляться здесь, – неловко объясняет духовник. – Мог бы получиться международный конфликт, если бы вы все исчезли.
– Свадьба со мной? – тревожно спрашивает Ирнчин.
– Да с тобой, с тобой, успокойся уже, – раздражается Ажги-хян. – Фу-ты, дайте водички, что ли…
Немного оклемавшись, Ажгдийдимидин включает большой экран и силой мысли подключает к нему свой узорчатый прибор.
– Покажете свадьбу? – загорается Янка.
– Свадьбу не буду, она не за горами, да и неинтересно будет потом, а вот что подальше – покажу. И в дальнейшем буду сначала предсказывать, потом включать прибор. Ну вот, смотрите.
На экране начинают мелькать картинки – в основном знакомые лица, но и новые тоже, хотя разглядеть трудно, однако вот их смена замедляется, и я вижу свой дом на Доле, почти взрослого Кира в футболке с гербом мединститута, подросшего Алэка, играющего с котятами хозяев леса и двумя рыжими девчонками, похожими на Ирнчина, а рядом три коляски – одна розовенькая и две голубенькие поменьше. Не успеваю я открыть рот, как картинка сменяется Ирликом, расхаживающим по сцене на фоне надписи «Скептикон»; Ирлик что-то рассказывает, размахивая руками, и вдруг замолкает, заметив в зале кого- то важного и давно невиданного. И опять новая сцена – светло-стеклянный интерьер, то ли лаборатория, то ли больница, Умукх в белом халате производит манипуляции, судя по всему, над умственно отсталым ребенком, и глаза того вдруг загораются пониманием. Азамат с проседью в волосах, в компании ничуть не изменившегося Унгуца и моей бабушки торжественно открывают первый муданжский университет – похоже, на месте заброшенной башни в Ахмадхоте. Айша и Атех, ставшие настоящими красотками, сдают духовничьи экзамены в Доме Старейшин, важный и немного располневший Хос беззаботно выгуливает котят по улицам столицы, с рекламного щита походного детского лагеря улыбается Тирбиш, Алтонгирел с Эцаганом в окружении выводка будущих духовниц, я на саммите ЗС докладываю об успешном переводе муданжской медицины на бюджетную основу, мой бывший ректор вручает первые дипломы новоиспеченным муданжским врачам…
– Лиза, – веско произносит бабушка, когда кино кончается, – ты понимаешь, что становишься исторической личностью?
– Догадываюсь, – хмыкаю я.
– Так вот, историческим личностям положено писать мемуары, – наставительно сообщает бабушка. – Пожалуй, пора приступать.
