этом мне. И не вздумай наказывать его своими методами. Если я узнаю, что ты его хоть пальцем тронул, ты его больше не увидишь. А я узнаю, даже если Кир сам ничего не скажет. У меня глаза и уши по всей планете, да такие, что ты и не представляешь.
Закончив речь, Азамат снова кашляет, и я уже не сомневаюсь, что это болезненное.
– Кир, сынок, – с нажимом говорит муж, – ты там что-то говорил про горячее молоко с маслом? Сделай, а?
– Что? Да, сейчас! – остолбенело откликается Кир и бросается к холодильнику.
Я в свою очередь иду рыться в аптечке. Народные средства, конечно, замечательно, но и лечения никто не отменял.
– Ишь ты как развернул, – наконец находит слова Арават. – Кто бы мог подумать, что я такого неженку вырастил. Или ты считаешь, что я тебя несправедливо наказывал? Меня-то в детстве отец похлеще порол, я тебя еще жалеючи…
– Я ничего не считаю, – шепелявит Азамат, рассасывая гигантскую противовоспалительную таблетку. – Справедливо там, несправедливо, кто теперь установит. Я только знаю, что моих детей никто не будет бить, пока я жив.
– Ну я посмотрю, как ты вырастишь из них хороших людей без ремня, – с сомнением кривится Арават. – Пока что он водится с друзьями, которые спят под столом.
Кир поджимает губы и остается стоять у плиты как статуя протеста.
– Под столом спит не Киров друг, а мой подчиненный, – не моргнув глазом сообщает Азамат. – А я за восемь лет командования поднаторел в воспитательном деле, ни разу никого не стукнув. И намерен продолжать в том же духе.
– Вообще, – вставляю я свои пять копеек, – на Земле уже несколько веков телесные наказания – это подсудное дело. И ничего, хватает хороших людей.
Арават смотрит на меня так, будто хочет сказать, что мне бы в свое время хорошая порка не повредила, но при Азамате не решается.
– Лизонька, – резко меняет тему Азамат, – мы сегодня в столицу возвращаемся?
– Еще чего! – фыркаю я. – Ты же там сразу на работу выйдешь! Нет уж, сиди тут, лечись. Отзвонись своим дармоедам, скажи им, что заболел, пускай тебе еще больничный оплатят, если надо, я оформлю.
– Тебе чего, денег не хватает, прорва? – опешивает Арават. – Жена Императора!
– Мне всего хватает, а кто-то тут энцефалолинзы хотел.
– Ты меня соблазняешь, – довольно улыбается Азамат. – А погулять выпустишь? Там такой снежок с утра шел…
– Какой погулять?! Я тебя щас в камин целиком засуну, и питаться будешь одним эвкалиптовым маслом! Гулять он собрался по морозу!
Азамат стоически выдерживает мой фейерверк, на всякий случай прикрыв голову ладонью.
– Понял, понял, рыбонька, не кипятись. Я просто спросил, вдруг повезет. А завтра выпустишь?
Я с шумом набираю воздуха на следующую гневную тираду, но Азамат быстро снижает цену:
– А послезавтра?
– Посмотрим, – мрачно сдаюсь я. – Если будешь хорошо себя вести, пить все таблетки, много лежать и мало работать.
– Чем не пожертвуешь ради благой цели, – вздыхает он. – А лежать обязательно в спальне или можно в гостиной?
– Можно в гостиной, – окончательно размякаю я. – Только я там камин включу.
– И зажаришь меня на вертеле.
– С перцем и горчицей.
– Согласен.
– Вперед.
Я иду разжигать камин и слышу за спиной голос Аравата:
– Ну ты и подкаблучник…
– Она обо мне заботится, – мечтательно произносит Азамат. – Ты не поймешь, наверное. Я сам поначалу не понимал.
Я возвращаюсь в кухню сопроводить супруга на ложе, сопровождаю, укладываю и укрываю пледом по пояс.
– Ну ты его еще запеленай! – возмущается Арават, пришедший следом. – На нем вон какой кафтан пуховый, куда еще? У меня такой был похожий, жалко, износился. Где ты его покупал, Азамат?
– Мне его Лизина мать связала, – гордо сообщает Азамат, закладывая руки за голову и приготавливаясь целый день плевать в потолок.
– Мать?! Эта жуткая баба?!!
– Зря ты о ней так, – ехидно замечаю я. – Она бы и тебе связала, ты ей понравился.
Арават закрывает лицо руками.
– Нет, спасибо, я обойдусь.
– Ну ты еще подумай, – медовым голосом продолжаю я. – Она пока что другим занята, но другое скоро кончится и придет к нам на почту, и тогда у нее начнут чесаться руки… Конечно, еще есть Хос и Тирбиш…
