Старенький «Зингер», конечно, не даёт двойной строчки, но никто не запрещает пройти шов два раза. И ещё меня попросили в самых ответственных местах укрепить эти сооружения заклёпками. Хольнитенов в тех краях не нашлось – поставил обычные алюминиевые с подкладыванием шайбочки – девушки, всё-таки геологи, поэтому часто кладут в карманы разные камни, отчего те норовят оторваться.
Крепкая палаточная ткань пошла и на курточки, и на жилетки – не одна Мусенька умеет на швейной машинке. Мне пришлось строить выкройки по её эскизам – чай, знаю, как размечать и резать листовой материал по объектам сложной формы. То есть во время экспедиции наши студентки перешли на джинсовую форму одежды, потому что одна из самых стойких красок в это время – кубовая. То есть радикально синяя. Именно ей и была окрашена та самая палаточная ткань.
Теперь вся бригада фигурировала на фотографии одетая, хоть и каждая по-своему, но в едином ключе. Жаль, что изображение было чёрно-белое – невозможно толком разглядеть какого цвета медали «За трудовое отличие» у девчат на жилетках и курточках. И ведь как смотрятся! Я про студенток.
Сам же начальник нашей партии в кадре не фигурировал. Геологической партии. Начальник Коммунистической стоял среди героинь и выглядел одухотворённо.
Глава 60. Про дирижабли и реактивную авиацию
Были и плохие новости. Немцы нанесли удар там, где не ждали – они скрытно скопили большие силы и начали стремительное наступление на Югославию и Румынию. Почему я знаю про неожиданность? Очень уж взвинченным был тон телеграммы, которой меня направляли в Воронеж. Там прямо так и было написано – реактивные самолёты нужны нашей военной авиации срочно.
Я и сам знаю, что срочно, потому что в это же самое время уже идут испытания истребителя-перехватчика БИ-1 с жидкостно-реактивным двигателем. Тем самым, где для окисления керосина используется азотная кислота. Насколько я помню – этот аппарат затянуло в пикирование, когда он слишком сильно разогнался – этот эффект пока нашими авиаторами не изучен, потому что с ним никто ни разу не встречался.
Ну да до таких скоростей ещё добраться нужно с нашими-то еле живыми турбореактивными двигателями. А пока мы с Мусенькой сели на поезд и поехали в Воронеж через Москву. Наш с нею семейный самолёт, тот, что я сделал, ещё работая в аэроклубе, больше года никто в воздух не поднимал, а у меня за домашними делами не дошли руки осмотреть машину и привести её в порядок – каркас-то у неё деревянный – мог и подгнить.
До столицы добрались без происшествий и ни капельки не удивились, когда на вокзале нас встретил Василий Сталин.
– Девочек провожаю – посажу их в поезд на Молотов, а вы никуда не уходите. Есть разговор.
– Да полно тебе, мы и сами хотели бы посмотреть на наших героинь, – обрадовалась Мусенька.
Перешли с вокзала на вокзал и успели обменяться словечком-другим с восходящими звёздами советской геологической науки. Это надо было видеть, какими завидущими глазами смотрели на нас окружающие – какие-то заштатные майоры, а уже знакомы с самими алмазницами! На Васю, одетого в штатское, вообще внимания не обращали. Он ведь не просто так, а носит аккуратную мужицкую бородку – ему не хочется быть узнанным.
Словом, поезд ушёл, а мы остались.
– Проблема у меня, – не стал тянуть резину «внучок». – Отец не даёт ни Ан-226, ни даже «Крыльев танка», а мне нужно перебрасывать к нам, в Васюки, кучу техники. Тракторы, автомобили, рудничное оборудование.
– Не части, Васятка, – остановила его моя заботливая. – Что за такие за Васюки?
– Вы улетели, и остался я один лётчик на всю экспедицию. Мой позывной и написали на всех самолётах.
– Про позывной мы знаем, – кивнул я. – Вась на свете много, а идентификатор должен быть уникальным, поэтому в полку у Бюхель тебе и присвоили наименование «Васюк», что и «Вася» и «Васёк» оказались заняты.
– И «Василь», и даже «Василёк», – согласился начальник нашей партии. – Пришлось соглашаться на «Васюк», потому что «Васяк» как-то неправильно звучало. Так вот, прилетает к нам в лагерь местное якутское начальство, выходит на лётное поле, осматривается и говорит:
– Надо же – одни сплошные Васюки! – это потому что написано на всех стоящих по краю поля самолётах. А слово первого председателя комитета партии, это, считай, закон. С тех пор во всех документах только такое название и фигурирует. Словно из «Двенадцати стульев». Только на название наплевать, вы мне скажите, как я до моих Васюков теперь технику довезу? Зимой по льду? Или железную дорогу строить прикажете? Или… ну, папа сказал, что вы подскажете.
– Дирижаблем, – ответил я.
– А где его взять?
– Строили перед войной. Значит, где-то должны лежать.
– Не тупи, Субботин, – фыркнула Мусенька. – Подними глаза! В небе над Москвой целые поля зенитных заграждений из твоих любимых дирижаблей. Значит, их где-то всё ещё делают. Так что, внучок, разберись и воспользуйся.
– Это же просто аэростаты! – воскликнул Вася.
– Это – да, аэростаты. Но делают их там же, где делали дирижабли. Посмотри – даже форма продолговатая, причем – с хвостовыми стабилизаторами – то есть одни и те же люди их строили, исходя из одних и тех же соображений. Ну, и эти аэростаты, и настоящие дирижабли.
– То есть ты виделся с отцом, – перевела стрелки разговора моя несравненная.
